За десять лет его столь часто чем только не кололи, так что препарат Кириянова действовал на него, как испортившееся лекарство. Немного шумело в ушах, смещались перед глазами предметы и - всё. Во всяком случае, на этом этапе.
Состояние вселенской и всеобщей любви накрыло всех присутствующих и кто-то уже растянулся на полу, забылся со счастливой улбкой на губах.
Первым из песни вынырнул Заваров, жадно выпил бокал шампаского, глянул на Гришу щальными глазами и воскликнул радостно.
- Гришка, а помнишь Балтийск?! Помнишь наш ООС?! Обьедененое Общество Сумасшедших! Какая была жизнь, Гришка! Какая свобода! Я так часто обо всем этом вспоминаю!
Резкий голос Кириянова донесся до Гриши, как свозь пуховую подушку.
- Ну, вот так, уроды! А теперь, пока вы не отключились совсем, могу собщить вам финальную часть эксперимента!
Тон его был настолько жесток и резок, что на какой-то миг наступила тишина.
- Вы все передохнете минут через десять! И передохнете не просто так, а корчась, вопя, блюя и сходя с ума от боли! Самый последний наркоман не мечтает о такой ломке, какую вы сейчас получите! А после этого, завтра поутру, от вас здесь найдут только обгоревшиие скелеты!
Шаратаров поболтал головой и спросил миролюбиво.
- Про что ты лопочешь профессор? Зачем кайф ломаешь?
- Я лопочу про то, недоносок, что ты умрешь так же, как умерли моя жена и дочь! Ты и тебе подобные, отравили мою семью наркотиками и теперь вы понесете расплату! Неужли ты думал, кретин, что русский ученый пойдет на работу с такой мразью как ваша стая?! Вам конец, ублюдки, конец! Еще через пять минут вы прийдете в сознание, но будет поздно! Противоядия нет и я посмотрю, как вы будуте извиваться в своих последних судорогах!
- Профессор! - блаженно улыбался Шаратаров. - Неужели может быть такой кайф? И по такой дешовке?! Мы же завоюем весь рынок, весь мир, профессор!
- А неужели ты, дремучий осел, думал, что из любого дерьма можно сделать сильнейший наркотик?! Это не подвластно даже такому гению как я! Ты проглотил хорошую порцию яда! И сдохнешь, как последний грязный наркоман! Кириянов приплясывал возде кафедры и брызгал слюной.
- Ну и что?! - не унимался Шаратаров. - Но и ты с нами, профессор?
- С вами, с вами! Хорошая будет компания! Только я ещё свершу вам кремацию! Всеобщую для вас кремацию!
Смысл слов, даже мелодия все ещё кем-то исполняемой песни, не доходили до Аллы. Она видела лицо Гриши, который бормотал, дергая себя за отросшую бороду.
- Алла... Я такой счастливый... Ты наконец рядом... Надо уйти. Встать и уйти.
Откуда-то с потолка гремел непривычно сильный голос Кириянова, который, казалось, вещал как всевышняя сила.
- И когда вы будуте подыхать, в последний свой миг, - вспомните мою жену Нину Кириянову и мою дочь Марию Кириянову! Вспомните всех, кто погиб от наркотиков! И вопите во все горло, чтоб они вас простили! А от меня вам прощения нет!
Его слова покрыл веселый хохот. Заваров потянулся к колбе, стоявшей на столике.
- Профессор, а добавить можно?!
- Можно, можно! Добавляй, только лучше будет!
Несколько человек метнулись следом за Заваровым к колбе, зазвенели падающие на пол бокалы и бутылки.
Алла почувстовала, как её приподняли со стула и волоком довели до дверей. Она вяло сопротивлялась, на миг сознание отфиксировало реальность Кириянов вытащил её из лаборатории.
- А Гришка? - пролепетала она.
- Будет и Гришка.
Тот уже щагал за ним и бормотал.
- Я здесь, я здесь... Ничего, только башка трещит.
- Вперед. - приказал Кириянов и подтолкнул их в спины. - Вниз по леснице и на выход. Охраны нет.
Подчиняясь команде, словно куклы, они спустились по лестнице и мир для Аллы был все так же прекрасен - то ли петь хотелось, то ли обниматься с первым встречным.
Они прошли сквозь никем не охраняемые двери, потом миновали калитку и, не сохраняя никакого целевого направления, повернули к озеру - манил простор, манила светлая полоса неба на западе. |