— Константин Фёдорович? — уточнил Володька.

— Да, душа моя, он. Причём он даже больший идеалист, чем я! Когда я работал в МГУ профессором кафедры, мне блокировали доступы на мои страницы учёных официальных сайтов, запрещали иметь собственный сайт. Но к тому моменту я уже был закалённым бойцом. Наверное, в жизни каждого человека бывают моменты, когда нужно сделать принципиальный выбор, и этот выбор круто меняет умонастроение, а возможно, и представление о мире. У меня такой момент наступил в момент начала перестройки, в 1985 году. Хотелось верить в «очищение социализма от бюрократической накипи», но эта накипь, как оказалось, никуда не делась. Я тогда работал доцентом кафедры в Волгоградском университете и был председателем профкома. Впрочем, ты, наверное, не знаешь, что такое профсоюзы?

— Знаю, Профессор. У нас историю ведёт Воронов, который нам всё доходчиво разъясняет.

— Ну, тем лучше, не надо долго объяснять. Так вот, ректор университета уволил одного преподавателя. А мы, пятнадцать преподавателей, не согласившись с этим, написали письмо в ЦК КПСС. Что такое ЦК КПСС, надеюсь, тоже знаешь?

— Знаю, — подтвердил Володька.

— Так вот, наше письмо было спущено на решение ректору, на которого мы жаловались. Было срочно проведено общее открытое партийное собрание коллектива университета и принято решение нас всех, пятнадцать человек, уволить с работы и выгнать из партии. Самым жутким тогда для меня стало то, что вчерашние мои друзья, товарищи и приятели, активно выступали за моё исключение и увольнение. Не умереть от горечи потери прекрасных иллюзий было трудно, но все же удалось. Мы тогда написали ещё одно письмо в ЦК. В конечном итоге нас всех восстановили и на работе, и в партии. Я заплатил тогда все взносы вплоть до девяносто первого года, из партии не вышел, как некоторые, и считаю, что по сию пору состою в ней. А потом сорок лет научно-преподавательской работы… Знаете, душа человека бессмертна, а физическое тело порой по неожиданным причинам даёт сбой. Так случалось со мной не раз: были планы, надежды, проекты, но смертельная опасность нависала внезапно. Перенес ишемический инсульт, инфаркт, заболевание почек, а поди ж ты, жив! Спокойно поднимаюсь на мою верхотуру. Чувствую в себе такие силы, какие в молодости не чувствовал. И теперь, душа моя, я спокоен, как лосось после нереста, — Профессор рассмеялся.

Володька выглянул в окно. Далеко внизу блестела лента Москвы-реки, возле которой еле угадывалось движение мутов. Он сел в кресло у окна, слушая Профессора и изредка посматривая на пространство перед рекой.

— Да, тут у меня отличный наблюдательный пункт, — уловил интерес Николаева Профессор. — А благодаря специалистам вашего анклава удаётся поддерживать и работу круговой камеры наверху, поэтому нападения мутов для нас давно уже не становятся неожиданностью.

— А ночью?

— И ночью тоже. Ваш Ахмад камеру несколько модернизировал, теперь если она засекает какое-либо движение, то сообщает об этом звонком. Да, о чём я?.. Я часто и долго работал на пяти работах, просыпался рано, ложился поздно, боялся что-то пропустить в житейской суете. А сегодня в полной мере осознаю, что последний стакан воды в жизни не так уж и нужен. Гораздо важнее вовремя осознать собственную востребованность для счастливой жизни других. Теперь я счастлив, я нужен моим детям, моим «студентам», которым без моего руководства и направления придется ох как туго! Запомни, Володя, так в жизни всегда: не знаешь, где найдёшь, где потеряешь! Эта всеобщая человеческая трагедия привела к великому осознанию жизни.