Лакей отодвинул табурет с витыми золочёными ножками, обитый шёлковой материей цветов георгиевской ленты. Стульев не было; кроме табуретов имелись ещё такие же скамьи.
— Это чтобы не засиживались, — к Ивлеву наклонилась сидевшая рядом дама, в ушах, на шее и пальцах которой сверкали бриллианты. — Я думаю, что табуретки и скамейки специально ставят для гостей.
— Вы полагаете? Для хозяев я что-то тоже не вижу стульев… Ивлев Евгений Иванович, — спохватился подполковник.
— Новак Джамиля Наримановна. А я видела вас в нашем бункере.
— Да? — удивился Ивлев. — Как я мог не заметить такую красавицу?
Новак рассмеялась.
— А вы меня и не могли видеть! Но я вас видела и очень хорошо запомнила.
Ивлев сразу почувствовал холодок, пробежавший между лопатками: «Камеры! Не сболтнул ли я чего лишнего?!»
— Скажите, Джамиля Наримановна…
— Нет-нет, подполковник, просто Джамиля!
— Скажите, дорогая Джамиля, а полковник Новак не ваш ли батюшка?
Джамиля опять рассмеялась:
— Нет, что вы! Мой батюшка Нариман Эдуардович. А полковник Новак мне… как бы это сказать, я не сильна в определении родственных отношений… — Она задумалась.
Большего поражения Ивлев никогда не испытывал. Так опростоволоситься! Ну разве много существует людей с именем Нариман! Он же знал, что у Фархатова есть дочь. «Однако на батюшку совсем не похожа. Тот прямо дон Корлеоне, а у этой красы неземной из красоты одни брюлики!»
— Ну, я жена его племянника… Так кто он мне?
— Дядюшка.
— Дядюшка? — с сомнением произнесла Джамиля. — А, пусть будет дядюшка! Я его теперь так и буду звать. Что же вы ничего не кушаете?
Ивлев посмотрел на столы. Все блюда и тарелки имели вензели, сверкали перламутром и позолотой. Серебряные столовые приборы светились в свете люстр. Он зачерпнул чего-то серо-зеленого с рядом стоящего блюда.
— А вы гурман! — кокетливо сказала Джамиля. — Сразу выбрали самое вкусное и дорогое кушанье.
Ивлев осторожно попробовал серо-зеленую массу. Ничего выдающегося, какая-то трава с добавлением ещё чего-то. Но этого чего-то было настолько мало, что он никак не мог понять, что это. Он осторожно подцепил ложкой ярко-красное кушанье с другого блюда, но тоже не смог определить, из чего это сделано. Потом попробовал кусочки чего-то коричневого…
В общем, еда его не впечатлила. В столовке их бункера, где царила уравниловка для всех, еда подавалась на обычных белых тарелках и была намного вкуснее, хоть и проще.
— О! Принесли крысятину запечённую! Не блюдо — класс! — воскликнула собеседница.
Ивлев еле-еле сдержался, чтобы не передёрнуться. Крысятину в их бункере не подавали вовсе! В крайнем случае бе́лок.
Джамиля помахала рукой официанту. Тот сразу положил ей на тарелку несколько кусков.
— Вам?
— О! Нет, спасибо, я уже наелся, — вежливо отказался Ивлев.
Он взял стакан с водой и стал оглядывать присутствующих. С удивлением заметил, что Данаифар беседует (!) с Марком Хаимовичем. У Ивлева с момента знакомства с профессором создалось чёткое представление, что учёный способен только на монолог. А тут он со вниманием слушал, что говорит ему Данаифар, не пытаясь при этом ухватить его за локоть или пуговицу, а потом отвечал ему. На тарелке у Данаифара было пусто, он не притронулся ни к одному из блюд. Зато профессор отдал должное всему, что было на столе, и сейчас с аппетитом поглощал крысятину запеченную.
«Да, очень полезно, но не кошерно, как любил говорить один знаменитый артист. До чего докатились!» — Ивлев поспешно перевёл взгляд дальше. |