Хорошему настроению способствовало и то, что ей отвели очень милую комнату, выходящую на южную сторону. Из мебели были кровать, стол и стул, а вместо шкафа – стойка из трех металлических трубок наподобие ворот, на которой болтались пластмассовые вешалки. Ну и пусть. Все равно вешать в шкаф особо нечего. Вместо занавесок тоже было что-то непонятное, смотанное рулоном. Однако выяснилось, что это чудо называется «римские шторы», и пользоваться ими довольно удобно. Хотя с тюльчиком жилье выглядело бы уютней.

Очень скоро определились и обязанности. Весь, мягко говоря, немаленький участок вокруг дома Верстовский отвел под сад-огород, который был засажен разными травами, цветами и кустиками. Росли и можжевельники, и хвойные породы. Большинство из растений были Серафиме знакомы. Кое-что произрастало в трех больших теплицах. Одна была заполнена цитрусовыми – аж слезы выступили, таким ярким и сильным был аромат. В другой полыхали буйными цветами тропические растения, которые она живьем впервые видела. Третья представляла собой нечто вроде аптекарского огорода и пахла лекарствами.

Все это богатство отныне стало ее епархией: полив, опрыскивание, уход, подкормка. Верстовский часа три дотошно разъяснял Серафиме ее обязанности. Но слушала она вполуха. Дела знакомые и привычные. Не напортачит.

Она даже ждать не стала, пока перетащит в новое жилье все свои пожитки. Надела перчатки и сразу принялась за дело. Всегда приятно повозиться в земле.

Единственным камнем преткновения стал Барбос. Сразу не заявила, что не одна, а с собакой, и когда выяснилось, сделка чуть было не сорвалась. Узнав о собаке, Верстовский так вытаращил глаза, что Серафима напугалась – не выпали бы. Убедить хозяина, что пес будет себя вести ниже травы тише воды, представлялось совершенно невозможным.

– У нас все пропахнет псиной! – бушевал Константин Геннадьевич. – Ты не в курсе, что растения впитывают запахи, особенно такие резкие? А если твой Барбос решит поваляться на травке? Цветы сгрызет? Ты меня по миру пустишь!

На уговоры и клятвенные заверения ушел целый день. Серафима уж и слезу пустила, и на обещания не поскупилась. Пару раз дошло даже до шантажа. В конце концов, пес был допущен жить в пристройке в заднем углу двора. Серафиме, да и Барбосу, привыкшему валяться в ногах хозяйки, это не нравилось, но оба надеялись, что строгий дяденька сменит гнев на милость и рано или поздно все уладится. «А пока лето, – размышлял Барбос, – отчего же не пожить на свежем воздухе, тем более что питание стало гораздо лучше». Раньше приходилось есть то, что могла купить хозяйка. Прямо скажем, не слишком сытно. В новом доме готовили больше и вкуснее, а костей оставалось настолько много, что кое-что удавалось запасти впрок. Зарыть у забора.

Освоившись, Барбос даже научился гулять по участку незамеченным. Он выстроил грамотную логистическую схему и умудрялся прохаживаться там, где сердитый дядька не мог его увидеть. Как высокоинтеллектуальное существо, Барбос понимал, что собаку выдают запах и весьма заметные у пса такого размера кучки, поэтому по нужде приспособился ходить в недалекий лесок. Во-первых, под ногами у неприветливого дядьки не болтался, а во-вторых, хотелось иногда побегать на просторе. Тут-то не больно поваляешься и покатаешься.

Серафима тоже прижилась в доме Верстовского быстро. Точнее, она даже не заметила: был период акклиматизации, о котором предупреждал Константин Геннадьевич, или не был. Она просто ушла с головой в любимое занятие, ни на что не обращая внимания.