Тогда едем сразу домой. Не хочу к нудному деду.

  Подумаешь, какие мы нежные,   терпение подходило к концу.   У нас уговор. Начнешь сопротивляться, выброшу витамины в урну.

Жозефина Симона заёрзала в переноске, но комментарий оставила при себе, уяснив, что хозяйка на взводе. Я чувствовала себя отвратительно. Мысль о поездке к Валентину Макаровичу навевала тоску, да ещё под дождём, пусть не столь сильным, как в предыдущие дни. Сказывались и домашние новости с накопившейся усталостью. Но обещание дано, а в сумке лежала газета.

Старик всё равно не отвяжется.

В подъезде четырнадцатиэтажного дома, где жил герой публикации, пахло сыростью. В коридоре печально мигала перегорающая лампочка. Поездка в лифте на предпоследний этаж позитива не добавила. Кабина дребезжала и скрипела так, что я мысленно пообещала себе пойти обратно пешком.

Питомица тоже нервничала.

  Не нравится мне тут,   подала она голос, едва мы покинули негостеприимное подъемное устройство.   Аура странная.

  О! Ты у нас теперь чувствуешь связь с космосом?   поддела я раздраженно.

  Если б ты дружила с даром, тоже б почувствовала,   не осталась в долгу вредная питомица.   Надо делать ноги.

Я закатила глаза и нажала на звонок, отчаянно надеясь, что Жозефина Симона отпугнёт деда от продолжительных бесед. Один за другим лязгнули три замка. На пороге появился Валентин Макарович. При полном параде: седые волосы аккуратно зачесаны набок, из под пиджака выглядывала накрахмаленная рубашка.

  Рад вас видеть, Яночка. Заходите заходите. Сейчас чайник поставлю.

  Я на минутку. Мне ещё надо…

  Ни в коем случае!   пожилой мужчина замотал головой.   Гостей без чая отпускать не положено.

Но я достала из сумки обещанную газету.

  Извините, Валентин Макарович, ничего не выйдет,   я протянула позапрошлый номер и кивнула на переноску.   Кошку везу из ветклиники. Нам нужно домой. Таблетки пить.

Перемена произошла разительная. Выцветшие глаза, в которых только что играли искорки, помрачнели, покрылись слоем пыли. Улыбка растворилась, лицо окаменело, будто и не знало, что такое радость.

  Раз надо, так надо,   отчеканил Валентин Макарович со стариковской суровостью.   Но зайдите в квартиру на минутку. Через порог ничего не передают. Плохая примета.

  Не надо!   предостерегла Жозефина Симона.

Но я занесла ногу, словно тянуло внутрь магнитом. Сердце застучало сильнее, по спине прошёл холодок. На память пришли и черные псы Литвинова, и странная девушка в джинсовой куртке. Я приготовилась к невообразимой жути, но ничего не произошло. Дед взял из рук газету и принялся рассыпаться в благодарностях, будто считанные секунды назад не глядел, как на предательницу.

  До свидания, Валентин Макарович,   попрощалась я, шагнув обратно в подъезд.

  Удачи вам, Яночка,   пожелал он вслед и поспешил закрыть дверь.

На этот раз щелкнули четыре замка, но я не стала раздумывать над желанием старика отгородиться. Припустилась вниз своим ходом, как и планировала.

  Надеюсь, теперь домой?   осведомилась кошь язвительно.

  Домой.

  На лифте было бы быстрее.

Моё терпение лопнуло.

  А на помеле ещё...   начала я раздраженно, но….

Спотыкаться было не обо что, но ноги наткнулись на препятствие. Я могла в этом поклясться. Правой рукой схватилась за перила, а левая.... Левая застряла в воздухе. Точнее, застряло транспортное средство питомицы вместе с пассажиркой. Жозефина Симона зашипела, как самая обычная кошка, а мои пальцы сильнее вцепились в ручки переноски.

Борьба длилась несколько секунд.