Тот старательно сохранял на лице отсутствующее выражение.

Кайя не могла собраться с мыслями, чтобы ответить.

– Вы будете кофе или еще чего‑нибудь?

Мать пожала плечами.

– В кухне еще есть кофе. Думаю, он остался с утра. Я могу сделать новый.

– Да нет, сойдет и этот, – отозвалась Кайя.

Она прошла в кухню и налила в чашку черный напиток. Молоко лишь придало ему тошнотворный темно‑серый цвет. Кайя положила в кофе несколько ложек сахара и через силу глотнула. Ройбен совершенно не выглядел сердитым; наоборот, казалось, он устроился на кушетке с полным комфортом. Но это не успокоило Кайю, а только усилило внутреннее напряжение. Уже наступил вечер, и вскоре Ройбен должен был уйти. А она желала его и хотела, чтобы он желал ее – пусть даже у нее на то не было ни права, ни причины. И осознание этого было горьким, как кофе, простоявший весь день на кухне.

– Кайя? – Ройбен, держа в руке почти пустую банку из‑под меда, прислонился к дверному косяку.

– А, привет, – тупо отозвалась Кайя, поднимая чашку. – Этот кофе действительно плохой. Я сделаю новый.

– Я… яхотел поблагодарить тебя.

– За что?

– За то, что ты объяснила, что произошло. За то, что заставила меня остаться здесь на весь день.

Кайя вылила кофе в раковину, пряча обескураженную улыбку, помимо ее воли возникшую на губах. Налив в турку горячую воду, она поболтала ее, а потом тоже выплеснула в раковину.

– И за то, что ты меня не испугалась, – очень тихо добавил Ройбен.

Кайя фыркнула:

– Ты, наверное, шутишь. Я от тебя в ужасе.

Он улыбнулся ей одной из своих мимолетных головокружительных улыбок.

– Тогда спасибо за то, что скрыла это. Я даже ничего не заметил.

Девушка ухмыльнулась ему в ответ:

– Нет проблем. Я хочу сказать, если бы я знала, что тебе это так нравится и все такое…

Ройбен закатил глаза. Так хорошо было стоять и улыбаться друг другу… Все глупые слова, которые Кайя хотела ему сказать, внезапно собрались у нее на языке, стремясь вырваться наружу.

– Я просто рада, что все позади, – сказала она, нарушив молчание, и насыпала в фильтр несколько ложек молотого кофе.

Рыцарь скептически глянул на нее:

– Позади?

Кайя замерла, не завершив движения.

– Да, позади. Мы здесь, в безопасности, и все кончилось.

– Не хотел бы тебя тревожить, – начал он, – но я очень сомневаюсь…

– Кайя! – позвала из другой комнаты Эллен. – Иди сюда, посмотри. Тут говорят, что медведь гуляет на свободе.

– Минутку, мам, – крикнула Кайя и повернулась к Ройбену. – Что ты имеешь в виду?

– Кайя, мир фейри – это место, в котором царят обычаи жестокие и обязательные. То, что ты сделала, имеет свои последствия.

– Все имеет последствия, – ответила она, – и последствием будет то, что вольные фейри снова свободны, ты свободен, а злая королева мертва. Для меня этого вполне достаточно.

– Кайя, пока ты там болтаешь, оно уже все кончится, – снова позвала Эллен.

Кайя сделала глубокий вдох и прошла в гостиную.

Эллен показала на экран.

– Вот, посмотри‑ка на это.

На экране корреспондент, находящийся в Олайрском национальном парке, рассказывал, что там нашли частично обглоданный труп мужчины. По отметинам когтей, говорил корреспондент, полиция предположила, что это дело лап медведя.

– Что‑то есть захотелось, – пробормотала Кайя.

Корреспондент продолжал вещать полным драматизма голосом; его черные с проседью волосы, зачесанные назад, лежали просто идеально.

– Собаку убитого обнаружили возле тела, ее поводок был по‑прежнему намотан на руку хозяина. Она жива и, похоже, невредима.