– Это все князюшка наш Кровавый удумал, – проскрипел еще более знакомый голос. – Не знаю уж, чем его отблагодарить.

Резко обернувшись, Сумукдиар увидел, что шагах в пяти от него стоят Иван Ползун, Нур-Карахан, а чуть поодаль топчутся свитские и рынды царской охраны. Его драконьи наездники, разобравшись в две шеренги, застыли, вытянув руки по швам.

– Здравствуй, царь-батюшка. – Гирканец поклонился и добавил обидчиво: – Не ради наград стараюсь.

– Знаю, сыночек, потому и приходится мне голову ломать о твоих наградах. – Ползун опустил руку ему на плечо. – Отдохни чуток и, будь добренький, загляни ко мне в шатер. Послушаем, поговорим.

– Я быстро, – сказал Сумук.

– А ты не спеши, – строго заметил царь. – Думаешь, мне за столом лишний едок нужен? Нет, голубчик, мне твоя голова нужна для совета. А для совета голова, сам понимаешь, нужна свежая.

Нижний край солнца приближался к недостижимой черте горизонта, когда в царском шатре собралось человек двадцать. Были здесь главным образом все те, кто на последних Княжьих Вечах сплотился вокруг заединщиков, а кроме них – Сахадур-Мурза, Нур-Карахан да командиры новых корпусов – средиморских и бикестанских. Кормили-поили не пышно – поход все-таки, не до разносолов-деликатесов, – но добротно, от пуза. Повара запекли в глине здоровенных степных индюков, поджарили целую гору картошечки, рыбку красную над углями подрумянили. Горилку по цареву повелению не подавали – только вино.

Подкрепившись, Ползун утер губы шитой салфеткой и легонько махнул рукой, приказывая убрать со стола. Челядь проворно сменила скатерть, на столе появились самовары, фарфоровые пиалы – большие чашки без ручек, сахар принесли, варенье, фрукты. Хотя с близкого моря тянул свежий ветерок, в шатре было душно, все обливались потом и давно скинули кафтаны и халаты, оставшись в одних только тонких нательных рубахах.

– Поговорим, братишечки, – пригласил царь, отхлебывая горячий крепкий чаек. – Показывайте, воеводы, где биться намерены.

Алберт и Сумук расстелили на столе карту, расставив на оной разноцветные деревянные фигурки, обозначавшие войска – вражеские и свои. Зеленые стрелки ордынских туменов двигались на северо-запад по четырем дорогам, а красные и оранжевые фишки рысской армии оседлали эти же шляхи, преграждая путь сюэням.

– Больно мне такая диспозиция не нравится, – строгим голосом поведал Ползун. – Войско разбито на три части, каждое крыло само по себе. Лучше бы отойти вот сюда, где дороги сходятся, – один хрен Орда туда пойдет.

– Тогда Джангышлак без прикрытия остается, – возразил Сумук. – Не отходить, а напирать надо.

И он показал на карте свой замысел. Главные силы рысской армии при большом числе драконов и мамонтов движутся по северной дороге, наваливаясь на сравнительно слабое правое крыло Орды. Уклоняясь от этой угрозы, Тангри-Хан должен будет послать на северный шлях крупные подкрепления (а никакие резервы туда не поспеют), либо правое крыло должно завтра же свернуть на юг, чтобы соединиться с главными силами. Левое крыло неприятеля изрядно потрепано сегодня воздушным налетом, а сейчас застрявших посреди степи сюэней добивает свежая стая драконов. К тому же в Джангышлаке уже сосредоточены переброшенные через море корпуса – атарпаданский, колхидский и парфянский, всего пятнадцать тысяч конницы и двадцать тысяч пехоты при сорока драконах и трех десятках ифритов. Если присоединить к ним бикестанский гарнизон города и немедленно двинуть такую армию на восток, то разгромленная группа туменов, избегая полного истребления, также должна будет отступить под защиту главных сил Орды.