— На кой черт она мне?

— Светлана Николаевна, поймите меня правильно. Чем доброжелательнее, откровеннее вы будете со мной, тем меньше времени будет пустовать ваш очаровательный дом. Может случиться так, что ваши более красноречивые приятели отведут вам роль организатора ограбления и прочих акций с вытекающими отсюда конфискацией имущества и максимальным сроком.

— Ах, господи, напугали!.. Я все заведомо отрицаю.

— Учтите, сейчас будет идти борьба за каждый год… И вы ошибаетесь, если считаете, что этим отчаянным парням все безразлично. До высшей меры каждому из них может не хватить той капли вины, которую они спихнут на другого.

— Говорите, наконец, прямо — что вам от меня нужно?

— Во-первых, что из себя представляет таксист Кельбаев?

— Вы уже не знаете, за что схватиться, — нервно засмеялась Коробова.

— Ну, смелее.

— Я тоже сначала думала, что погубил Юлеева Фришман. Он у меня на дне рождения угрожал ему, орал, слюной брызгал. Речь шла о какой-то тайне. Борис, конечно, слизняк… Но мало ли как дело могло повернуться. Они ведь с Даулетом вслед за Юлеевым вышли… Но потом ведь и сам Даулет…

— Об этом мы информированы вполне. Я вас о Кельбаеве спрашивал.

— Знала я, что вы на него клюнете, — Коробова облокотилась на колено, подперев ладонью подбородок. — Когда толстяк-таксист вез нас к комиссионному, то всю дорогу приставал к нам с «серьезными» предложениями. Хохмы ради я дала ему свой адрес. Надо же было стрелки развести. Наплела, что недавно с мужем разошлась, а он до сих пор ревнует, жизни не дает…

— Так это просто флирт? — разочарованно спросил майор. — И к событиям он не имеет никакого отношения?

— За исключением одного. При выписке из больницы он вас за моего бывшего супруга принял. Чуть не досталось вам на орехи. Я, можно сказать, вас спасла… а вы меня в тюрьму прочите, — Коробова кокетливо надула губки.

— Это вы, Светлана Николаевна, сами туда спешите. И на кой мне черт, простите за откровенность, тащить вас из ямы, если вы так по-идиотски сопротивляетесь?

— Браво, Игорь Николаевич!.. Давно надо было на меня прикрикнуть. Мне-то ведь и скрывать нечего.

Рассказ Коробовой был долгим и, казалось, искренним. Ее показания во многом совпадали с жангалиевскими. Оба не хотели отягощать свое положение запирательством. Но между строк этих показаний внезапно начали проступать новые подробности кровавой драмы.

* * *

В соседнем кабинете стажер вел допрос пострадавшего от любви таксиста.

Майор вошел в кабинет, когда Кельбаев подписывал протокол, испытывая явное облегчение, что отделался от непонятной, ко явно опасной истории. Пугливо косясь на Корнеева, прихрамывая, он тяжело двинулся к выходу, но у самого порога остановился.

— А Света?.. Коробова?.. Я подожду ее, можно?

— Коробову десять минут назад из моего кабинета проводил конвой, — сухо информировал майор. — Так что ждать придется довольно долго.

— Долго?.. Ну, я пойду. А машину когда забрать?

— Машину получите через автоинспекцию, когда полностью протрезвитесь. Лихо это вы. Не страшно?

— Это я к Свете ехал. Не на работу же… Два дня у бабки отдыхал. Надирались до чертиков… И сегодня… для храбрости принял… Знал бы, что это ваши тогда за мной увязались — нипочем бы не удирал.

— Идите, Кельбаев, проспитесь.

— Да, да… считайте — уже ушел, — почему-то шумно обрадовался тот и рванулся к дверям, едва не сбив с ног входившего Куфлиева.