Потом мы были на месте убийства. Черные ягоды бузины свисали над землей над тем местом, где еще вчера лежало кем-то поверженное тело.

Оказывается, Васильев укутывал его вчера, для этого он сам принес из пустого дома это байковое одеяло. Он и распорядился везти тело в подвал, в холодильник.

Двери холодильника открылись настежь, и я увидел ноги, наверное, очень красивые в жизни ноги этой бывшей Ирины.

Подполковник Струев, неторопливо склонившись над трупом, дольше всех из них оглядывал это истерзанное лицо и, наконец, вздохнул:

— Боже, боже! Что делается на белом свете… У меня ведь тоже дочка!

Я заметил: Васильев тогда хмыкнул.

— Надо искать убийцу, искать, а не вздыхать! — шепнул он мне и стал отрывисто рассказывать, как он оказался тут вчера первым.

Васильев был в кабинете вчера один. Его начальник Струев не любит засиживаться на работе. А Васильеву надо стараться, он еще молод, у него все впереди. Он к тому же не хочет подводить полковника Сухонина. Полковник привел его в отдел под Струевское начало. Заверил начальника отдела, что Васильев его не подведет. Васильев и сидел вчера допоздна. Вроде знал, что последует этот страшный звонок. Васильев немедленно, конечно, позвонил на квартиру подполковнику Струеву, то есть своему непосредственному начальнику. А подполковника дома не оказалось. Тогда Васильев на дежурной машине рванул к месту происшествия. Там Васильев и увидел мертвое тело. Лежало оно под кустом бузины. И как бы куст этот закрывал тело несчастной. Васильев при рассказе обращался и ко мне, и к тем, кто еще не знал, что инициатором первого задержания Ледика был не подполковник Струев, а он, Васильев. Если уж по этапам размещать события, то Струев, когда приехал и вместе с Васильевым они крутились потом возле Ледика (что да как), почему-то отпустил подозреваемого. Хотя Васильев был принципиален — все-таки показания снял.

Этот рыжий служака Васильев выпятить себя мог. Очень основательно топтался вокруг этих показаний, вокруг первого по сути допроса. Подполковник Струев, — сказал он, — пришел, если говорить точно, к середине допроса. Обычно просто сидит, вытянув длинные ноги. Это для него проза. «Допрос является источником борьбы с преступностью», — так всегда меланхолично говорит Струев. А он, Васильев, всегда конкретен. У него тут ясно все: на любом первом допросе следователю и воображаемому преступнику никогда не найти общего языка и контакта. Так и с Ледиком вышло. Не сконтактировался Васильев с ним. А подполковник взял и отпустил подозреваемого.

Первой труп обнаружила бабка Ирины. Она пришла к внучке и увидела ее на земле, лежащей вниз лицом. Внучка вроде прикорнула. Уткнувшись лицом в гроздь переспелых черных ягод, — рассказывала потом. — Гроздья висели и над синей шеей. — У нее был такой вот язык…

Это она потом, всякий раз плача, пересказывала.

Оцепенело повалившись к ногам внучки, бабка, как рассказывают очевидцы, вдруг завыла каким-то утробным басом. Злые языки добавляют: ее соседка, шахтерка Дарья Михайловна, вроде после вытья бабки ухмыльнувшись громко, чтобы было слышно, выдохнула:

— Завела девку в омут!

Дарья Михайловна и вызывала милицию. Примчались участковые. Лейтенанты Хорошко и Перегудов. Они и встречали потом старшего лейтенанта Васильева. Тот явился вроде от имени и по поручению. Васильев действовал как большой знаток. Все осматривал, все записывал. Будто очнувшись, позже принес из открытой комнаты одеяло, укутал тело убитой.

Хорошко суетливо помогал, потому как это была его территория. Перегудов только за всем наблюдал.

Приехал потом подполковник Струев, чертыхнулся: «Подышать свободно не дадут!» Он внимательно выслушал доклад старшего лейтенанта.