Грифф не сводил с лица своего собеседника внимательного, напряженного взгляда, затем глаза его уже не отрывались от губ доктора Купера.

— Доктор, меня интересует только то, что сообщил вам ваш пациент, то, что было связано с поставленным вами диагнозом и предписанным лечением. Ведь это не является в данном случае профессиональной тайной?

— Согласно букве закона вы правы, я имею в виду то, что мне стало известно от больного, когда я ставил ему диагноз и назначал лечение. Но вы должны понять, что мое собственное суждение об этих вопросах является окончательным. Другими словами, любой суд допускает, что только моя совесть врача в состоянии решить, что является моей профессиональной тайной, а что нет.

— А родственники умершего могут заставить или уговорить вас рассказать об этом? — спросил Грифф.

— Думаю, нет. То, что было сказано мне человеком, которого я лечил, является совершенно личным.

Грифф протянул ему руку, и, поколебавшись немного, доктор Купер пожал ее.

— Благодарю вас, — сказал Грифф. — Мне было очень приятно познакомиться с вами. Я очень благодарен вам за ту информацию, которую вы мне предоставите.

Доктор Купер широко распахнул от удивления глаза.

— Но я ведь ничего не сказал вам! — воскликнул он.

На лице Гриффа заиграла самодовольная улыбка.

— Да нет же, доктор, вы ошибаетесь. Конечно, прямо вы ничего не сказали, но тем не менее, хоть и против своей воли, сообщили мне довольно важную вещь.

— Что вы имеете в виду? — возмутился доктор Купер.

— Я имею в виду, что соответствующие судебные органы, по всей видимости, весьма заинтересует тот факт, что вы тщательно и преднамеренно скрываете от закона какие-то сведения, которые Кэттей доверил вам, как лечащему врачу. А теперь прощайте, доктор.

И криминолог вышел из комнаты, оставив на пороге смущенного и сильно встревоженного врача, который не нашелся что сказать.

Усмехнувшись про себя, Грифф отправился к доктору Амстеду.

Доктору, видимо, доставляло немало удовольствия окружать себя атмосферой профессиональной тайны, даже внешность его безошибочно свидетельствовала о выбранной им профессии. На лбу у него сверкало маленькое круглое зеркало с дырочкой посредине, пользуясь которым он видел все, что скрывалось в горле его пациента.

Доктор Амстед был одет в чистейший белый халат, а воздух в кабинете, казалось, весь состоял из каких-то чисто медицинских запахов. Глаза его не были такими настороженными, как у доктора Купера. Он был скуластый, высокий и худощавый, с узким, будто щель, ртом.

— Чем я могу быть вам полезен, мистер Грифф? — осведомился он.

— Я бы хотел кое-что узнать от вас в связи с делом Кэттея, — ответил Грифф.

— Ничем не могу вам помочь, — резко сказал доктор. — Здесь нечего обсуждать. Человек этот умер естественной смертью. Я подписал свидетельство о смерти. Можете посмотреть его. Больше ничего не могу вам сказать.

— А не могли бы вы рассказать мне, — спросил Грифф, — какие симптомы были у Кэттея перед смертью?

— Нет.

— Была ли у него температура?

— Ничего не могу вам сказать.

— Можете вы назвать мне время, которое прошло с момента появления первых симптомов заболевания до момента наступления коматозного состояния, которое и продолжалось, насколько я знаю, до самой смерти?

— Нет.

— Могу я узнать, почему?

— Это профессиональная тайна.

— Понятно. А что-нибудь, что не является профессиональной тайной, вы можете мне рассказать?

— Что вы имеете в виду?

— Если я задам вам вопрос о чем-то, что не является профессиональной тайной, вы мне ответите?

— Думаю, да.