Аргайл с благоговением взирал на картину. Вот она. Какая прекрасная вещь. Какая драгоценность. Какой шедевр. Он прищурился: кажется, она чуть меньше предполагаемого размера, а может быть, так кажется из-за рамы. Жаль, что придется повредить ее, но Аргайл был уверен, что Мантини не стал бы возражать, если бы знал, какую значительную роль этот поступок сыграет в жизни его единственного биографа. Если все пройдет благополучно, имя Карло Мантини узнает весь мир.

Аргайл все еще рассматривал пейзаж, когда прозвенела сигнализация.

— Господи, только не еще один пожар, — пробормотал он.

Потом до него дошло, что это, должно быть, звонок, возвещающий о закрытии музея. Аргайл снова сбежал по ступенькам и пошел искать Флавию. Она стояла в главном зале.

— Где вы были? Я стою здесь уже несколько часов.

— Не говорите чепухи, мы пришли сюда двадцать минут назад. Я искал картину. Они перенесли ее наверх. Слушайте, он здесь, он преследует нас. Смотритель сказал, что кто-то еще интересовался картиной. Что будем делать?

Флавия сразу встревожилась от его взволнованного тона.

— Кто здесь?

— Бирнес.

— Но с картиной ничего не случилось?

Аргайл покачал головой.

— Хорошо. — Флавия походила кругами по залу, задумчиво потерла подбородок. — У нас нет выхода, — решительно заявила она. — Оставлять картину без присмотра до завтрашнего дня слишком рискованно. Идемте.

Она двинулась вперед.

— Куда вы идете? — спросил Аргайл, едва поспевая за ней.

— Всего лишь в туалет. Не бойтесь.

Нога Аргайла потеряла всякую чувствительность. Он слегка пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее.

— Вы не могли придумать чего-нибудь получше? — капризным тоном спросил он.

Флавия сидела на его колене.

— Тише. По-моему, лучше места не найти. Они уже осмотрели все помещения и больше не придут. Теперь нам нужно просидеть здесь часа три, и тогда можно будет выйти.

— Три часа? Да мы здесь уже несколько дней. Вам-то хорошо, вы сидите себе в тепле и удобстве на моем колене, а я прикован к этому чертову унитазу. И вообще, если бы вы меня предупредили, я бы как следует поел. Я хочу есть.

— Перестаньте жаловаться! Вы все время скрытничаете, почему я должна вести себя иначе? И я предлагала вам поесть. Ну ладно, я купила кое-что в магазине.

Она опустила руку вдоль унитаза, подняла с пола свою сумку и вытащила из нее шоколадку.

— Почему вы так уверены, что не сработает сигнализация? После того, как нас арестуют, нам будет очень трудно найти общий язык с администрацией музея. Не проще было сразу предъявить ваше удостоверение и попросить официального разрешения исследовать картину?

— А через несколько часов об этом узнала бы вся Италия, да? Вы же знаете, люди искусства не способны держать язык за зубами. К тому же до завтра картина могла бы исчезнуть. Не бойтесь, нас не поймают. Охрана обходит здание лишь один раз, я прочитала внизу расписание дежурств. А сигнализация установлена только на входе и выходе. Видимо, они считают, что преступник обязательно попытается выйти из здания. А мы не будем выходить. Мы просто исследуем картину, дождемся утра, покинем музей вместе с первыми посетителями и позвоним Боттандо. Картина никуда не денется, поэтому никто ничего не заметит.

— Нам придется провести здесь всю ночь? — в ужасе прошептал Аргайл. — В женском туалете? А почему не в мужском?

— Ну уж нет. Мужчины — грязные животные.