Наконец, во вторник Николя решил ответить на приглашение крестного. Мэтр Гиар приступил к описи и оценке имущества покойного, Фина паковала вещи, и ему очень захотелось убежать из дома на улице Вье-Марше.

Он ехал медленно, пустив коня шагом. Погода прояснилась, песчаные равнины покрылись густой паутиной инея. Под копытами коня хрустел застывший в промоинах лед.

Приближаясь к Эрбиньяку, он вспомнил об излюбленной в здешних местах игре в мяч, получившей название суле. Эта грубая деревенская игра, пришедшая из глубины веков, требовала от участников физической крепости, мужества, отваги и выносливости, а также умения терпеть боль. На теле Николя до сих пор остались отметины от ударов, полученных во время игры: едва заметный шрам над правой бровью и раздробленная голень левой ноги; кость в конце концов срослась, но как только в воздухе повисала сырость и начинался дождь, нога начинала нестерпимо ныть.

Однако при воспоминании о том, как, прижав к груди набитый тряпками и опилками мочевой пузырь свиньи, он со всех ног мчался вперед, стремясь донести этот самодельный мяч до цели, он испытывал совершенно непонятный восторг. Опасность игры заключалась в том, что специального игрового поля не было, и того, кто нес мяч к условленному месту, разрешалось преследовать везде, даже если он свалится в пруд или болото, каких вокруг было множество. Удары кулаком, головой и палкой не только дозволялись, но даже поощрялись. Завершив игру, измотанные и окровавленные участники устраивали дружескую пирушку, а потом отправлялись смывать с себя глину, тину и ил, покрывавший их с ног до головы. Случалось, в пылу погони преследователи добирались до берегов Вилена.

Вынырнув из воспоминаний детства, молодой человек обнаружил, что он почти у цели. Когда над песчаными холмами показались верхушки произраставших на берегу озера дубов, а следом за ними башни замка Ранрей, он уже точно знал, что готов на все, лишь бы разгадать тайну исчезновения Изабеллы.

Он уехал в Париж, и ниточка, связывавшая их, оборвалась. Ни единого слова, ни строчки, ничего. Она не пришла даже на похороны каноника. Наверное, хорошо, что она его забыла. А вдруг нет? Именно неизвестность доставляла ему самые жестокие терзания. Он знал: настанет время, и, несмотря на страдания, им придется расстаться навсегда. Но что будет, если его любовь окажется разделенной? Полученный в Париже опыт внушил ему, что происхождение и богатство всегда и везде берут верх. Никому нет дела до его способностей и талантов: не имея звучного имени, он никто.

Погрузившись в печальные размышления, он не заметил, как оказался в двух шагах от старинного феодального замка, окруженного рвом, наполненным водой; по краям рва росли деревья. Деревянный мост привел его в барбакан, по бокам которого высились две сторожевые башни. Оставив лошадь в конюшне, он двинулся дальше, к узким и низким воротам замка. В Средние века такие ворота делали специально для того, чтобы ими не могли воспользоваться всадники. Просторный, выложенный камнем двор подчеркивал мощь и величие толстых каменных стен с высокими зубцами.

В часовне зазвонил колокол, извещая о наступлении полудня. Привыкнув чувствовать себя в замке как дома, Николя, никого не спрашивая, толкнул тяжелую дверь и вошел в небольшой зал. У камина за рукоделием сидела белокурая девушка, одетая в простое зеленое платье с кружевным воротничком. От шума, произведенного Николя, она встрепенулась и, не отрываясь от работы, воскликнула:

— Вы напугали меня, отец! Надеюсь, охота была удачной?

Так как ей никто не ответил, она подняла голову и встревоженно спросила:

— Кто вы? Кто вам позволил войти?

Николя отпустил дверь и снял шляпу.