— Откуда они? — спросил Березкин. — С Врангеля или из Америки? Помнишь рассказ радиста?

Я, конечно, помнил о нем. Но в этот момент история стаи лебедей, упорно летящей по сто восьмидесятому меридиану на север, в открытый океан, приобрела в моих глазах особое значение. Ведь этим же путем шли коссы.

Нет, я не проводил никаких прямых аналогий. Я только спросил себя: что же все-таки заставляло лебедей совершать нелепый полет в Ледовитый океан, навстречу вероятной гибели, и лишь потом возвращаться обратно или круто заворачивать к Америке? И я ответил себе: инстинкт, тяжкое наследие ушедших поколений, навык, который некогда имел смысл, но теперь стал нелепым, вредным, толкающим на бессмысленные действия. Повинуясь инстинкту, лебеди летели туда, где раньше гнездились их предки, кружились над этим местом с тревожным тоскливым криком, а потом разлетались. Вы вправе спросить: где же лебеди выводили птенцов? Среди льдов? Нет. В трехстах пятидесяти километрах к северу от острова Врангеля раньше находился остров. Потом он погрузился и ныне скрыт под волнами и льдами океана. И лебеди кружат и кричат там, где он опустился в пучину. Им давно надо бы летовать на Врангеле или лететь прямо к Америке, а они упорно следуют путем предков, слепо повинуясь власти мертвых. Лишь недавно первый табунок отбился от стаи и сразу опустился на остров.

Я высказал все это Березкину и добавил:

— Не исключено, что исчезнувший остров был последним пристанищем коссов. Во время подводного землетрясения он затонул, и с ним сгинуло все, что осталось от «земляных людей». Это, конечно, всего лишь гипотеза, но я уверен, что когда-нибудь она подтвердится. Впрочем, не так уж это важно — подтвердится она или нет. Тайны коссов, или «земляных людей», больше не существует. Они жили и они погибли. И сами они повинны в своей гибели. Когда-то люди мечтали стать свободными, как птицы. Но мечта эта — глубокое заблуждение: птицы покорны инстинкту и летят путями предков, а свобода человека — свобода мысли.

ЗАГАДКИ ХАИРХАНА

СЛОМАННЫЕ СТРЕЛЫ

ГЛАВА ПЕРВАЯ,

прочитав которую, читатель убедится, что изобретение хроноскопа сделало нашу жизнь более чем беспокойной, а также узнает нечто о новейших спелеологических исследованиях и впервые услышит о Хаирхане

Вернувшись с Чукотки в Москву, мы с Березкиным сделали все от нас зависящее, чтобы не придавать широкой огласке результаты расследований. Вовсе не ложная скромность руководила нами — мы мечтали о планомерной научной работе, причем Березкин предполагал в первую очередь заняться усовершенствованием хроноскопа, а я — отчетом экспедиции. Отвлекаться от намеченных дел мы не могли, да и не хотели.

И все-таки сообщения о нашем докладе на Президиуме Академии попали и в газеты и в журналы.

Константин Александрович Сахаров, один из немногочисленных у нас энтузиастов пещерных исследований, зашел ко мне в феврале. Незадолго до того я прочитал в газете «Советский спорт», что в Москве наконец-то создан первый клуб спелеологов-туристов и что председателем этого клуба избран Сахаров…

Передо мной стоял высокий человек средних лет, сутуловатый, с широченными плечами, и я помню, что первым моим чувством, после того как он представился, было удивление. «Как это он, такой громоздкий, лазает по пещерам?» — подумал я. А потом мне стало неловко: я понимал, зачем он пришел ко мне, и знал, что вынужден буду отклонить очередную просьбу.