К тому же Бисмарк, как уже говорилось выше, добился от кайзера наследуемого дворянского чина, причем Блейхредер не изменил вероисповедания, что носило беспрецедентный характер.

Таким образом, своим богатством и высоким положением Блейхредер во многом был обязан Бисмарку, однако в то же время прекрасно понимал, что за долгие годы дружбы он помог канцлеру не меньше. Такая репутация, естественно, способствовала притоку вкладов в его банк — иметь счет у Блейхредера становилось знаком высокого социального статуса. К тому же это было и выгодно — банкир знал свое дело, вкладчики получали хорошие проценты, выше среднерыночных.

Но стремление «лезть наверх в интересах дела» личности банкира Блейхредера не исчерпывало. Положение личного, персонального банкира канцлера Германской империи, просто обязывало его участвовать в благотворительности — в теории именно за это он и получил свое дворянство. А необходимость культивировать связи с Бисмарком прямо-таки диктовала участие в тех благотворительных мероприятиях, в которых участвовала супруга канцлера. Она его сильно недолюбливала, но как источник денег и замечательный организатор он был незаменим. К тому же он снабжал ее батюшку редкими, поистине раритетными сигарами. Тесть Бисмарка входил в число людей, которым Блейхредер старался угодить.

Что до неприязни госпожи фон Бисмарк, то Блейхредер старался ничего не замечать и уж во всяком случае никак ее не раздражать. Однако в 1870 г., по собственной инициативе, он взялся за очень хлопотное дело — организовал службу помощи французским военнопленным. Хлопотность заключалась в том, что на его попечении оказалось 300 000 человек. Средств даже очень богатого человека на это было недостаточно, и Блейхредер немедленно попытался связаться сперва с французским правительством, потом — с парижскими Ротшильдами, а когда и это не удалось, добился гарантий возмещения его трат у Ротшильдов лондонских.

В Пруссии его почти немедленно обвинили сразу в двух вещах: во-первых, в стремлении «сделать одолжение ненавистному врагу», во-вторых, в попытке «заработать на милосердии». Что именно он заработал — сказать трудно. Ибо взвалить на свой банк огромные усилия по помощи сотням тысяч пленных — заработок вовсе не очевидный, были куда более простые способы сделать деньги.

Надо также отметить, что летом 1870 г. по всей Пруссии бушевала волна национализма. Госпожа Бисмарк, например, выражала свое бурное негодование по поводу того факта, что прусские врачи лечили французских раненых. Однако Блейхредер, обычно весьма предупредительный по отношению к семье Бисмарка, а уж к его супруге особенно, в этот раз ее мнением пренебрег. Взяв пример с прусских медиков, он повел себя столь же «предосудительно». Нет, стремлением к успеху мотивы действий банкира Блейхредера не исчерпывались. И хотя его часто старались выставить эдаким Шейлоком с векселем вместо сердца и золотом вместо крови, это был человек значительно более сложный, нежели представлялось завистникам-антисемитам.

Идея «во всем виноваты евреи» была популярной, но далекой от истины. Годы лишений и нужды в период Великой депрессии, длившейся до 1896 г., способствовали формированию в Германии ряда тенденций, чреватых тяжелыми последствиями. Одной из самых роковых был зародившийся после грюндерского краха антисемитизм. Как это нередко случалось в германской истории, евреи в тяжелые для народа годы становились настоящими козлами отпущения. Вот и на этот раз была поднята антисемитская возня. Причина тому — значительные успехи, достигнутые гражданами еврейского происхождения в годы грюндерства. С повышением конъюнктуры начался активный приток евреев из Восточной Европы в Германию, и многие из них осели в центрах экономической жизни страны. После большого грюндерского краха в Германской империи насчитывалось около 700 тыс.