Молчание нарушил низкий бархатистый голос Роберта Бернелла:

— Мне необходимо кое-что знать. Джейсон Бреннан, ты сказал, что серебро принадлежало твоему отцу. Откуда оно взялось у лорда Ранульфа?

Под взглядом Гаррона Джейсон медленно повернул голову к канцлеру Англии. Гаррону показалось, что в этот момент Бернелл стал выше, более величественным, более грозным. В этот момент он казался богом, рассерженным богом. Не хватало только поднятого посоха.

— Серебро всегда было у моего отца, — ответил Джейсон. — Я ничего об этом не знал, пока в детстве не застал отца сидевшим в окружении груд серебра. Он считал монеты и, судя по лицу, был счастлив: один из редких случаев, когда я видел отца довольным и умиротворенным. Он считал вслух, и казалось, при этом обращается к близкому другу или возлюбленной, потому что ласкал, гладил и чуть не целовал некоторые монеты. Увидев меня, он не прикрикнул. Не ударил. Нет, поманил меня к себе и сказал: «Смотри, сын. Это дар Арлетт нашему роду. Никогда не говори об этом ни единой живой душе, иначе я отрежу твой язык и скормлю тебе же. Это наша тайна. Когда я уйду, ты займешь мое место, и настанет твоя очередь охранять серебро. Береги его, Джейсон, иначе умрешь ужасной смертью и наш род прервется. Ты меня понял?» — Джейсон замолчал. Глаза его блуждали. Потом снова стал говорить: — Я не понял его тогда и не понимаю сейчас. Может, серебро было проклято? И если его потратить, этот человек умрет страшной смертью? Как может наш род прерваться? И кто такая Арлетт? Как долго серебро хранилось в нашей семье? Я попытался расспросить отца, но он снова прошептал имя Арлетт. С истинным благоговением. И рассказал, что она брала силу у древних дубов. Серебро дарили ей люди, желавшие ее милости. Она жила много-много лет назад. — Он снова помолчал, будто пытаясь вспомнить что-то еще. — Больше он ничего не сказал. А я не расспрашивал. Слишком был напуган. Я заверил, что все понял, и он велел мне уйти и никогда, никогда не говорить о том, что я видел.

— Так почему ты сказал Артуру о серебре? — допытывался Бернелл.

Джейсон понурил голову.

— Я был молод! Что взять с пятнадцатилетнего мальчишки? Артуру было восемнадцать. Мы вместе сражались на турнире, в предместье Йорка, и в ту ночь пустились во все тяжкие. Я был очень пьян. На следующий день он победил меня, и, полагаю, я захотел сказать ему нечто такое, что внушило бы уважение ко мне. Поэтому и проговорился о нашем фамильном сокровище. Наутро я все вспомнил и едва не задохнулся от страха. Когда же спросил Артура, запомнил ли тот историю, рассказанную вчера, он рассмеялся и поклялся, что у него все вылетело из головы после вчерашней пьянки. Больше он никогда не заговаривал со мной об этом, поэтому я посчитал, что он действительно все забыл.

— Ты сказал ему, где отец прячет серебро?

— Должно быть, да. Но не могу сказать наверняка.

— А отцу поведал о случившемся?

— Клянусь всеми святыми, нет! Он бы сдержал слово и вырвал мне язык. Отец всегда исполнял свои угрозы.

Теперь голос Бернелла стал таким тихим, что Джейсон был вынужден податься вперед, чтобы расслышать его.

— Итак, поскольку ты умолчал о предательстве и не предупредил отца, тот не знал, какая опасность ему грозит.

— Говорю же, Артур ничего не помнил. Ничего не случилось, ничего, слышите? Прошли годы! Годы! Но когда я сражался во Франции, отец прислал гонца. В послании говорилось, что кто-то ударил его по голове и украл из тайника серебро. И что я единственный, кто обо всем знал. Даже от матери это скрывалось. Я не собирался признаваться насчет Артура, опасаясь остаться без языка. Поэтому поклялся, что никому ничего не сказал, но, похоже, он мне не поверил.