— Но ведь это мог сделать только человек, хорошо знакомый с расположением дома, — вставил Ник. — Для того, чтобы перепилить провод, надо знать, где именно он выходит наружу, а для этого необходимо знать весь ход проводки.

— Это самое не укладывается и в моей голове, мистер Картер, — пожал плечами директор. — Предположить, что грабитель или грабители перед совершением преступлений бегали по домам и портили дорогостоящие аппараты на глазах хозяев — значит, поверить в безусловную небылицу. Это-то и есть самое непонятное во всех четырех случаях.

— Это, конечно, невозможная вещь, — согласился сыщик. — Подобное предположение следует исключить, несмотря на то, что во всех четырех случаях способ порчи, как вы говорите, совершенно одинаков и наводит на мысль об одном и том же преступнике.

С этими словами Картер встал, прошелся по комнате и, сев снова напротив директора, задумался.

— Жаль, что ваши монтеры уже ушли, — проговорил он наконец. — Знаете что? Я немного смыслю в механике, так как учился этому, полагая, что сыщик должен знать всего понемногу. Дайте мне значок, который должны предъявлять ваши монтеры, и я пойду по виллам, на которых установлен ваш аппарат, под предлогом ревизования работы механиков, и надеюсь, что нападу на следы негодяев.

— Готов вам служить, чем могу, мистер Картер, — любезно отозвался директор и добавил с улыбкой: — А вы знакомы с механикой настолько, чтобы… не испортить наших аппаратов?

— Это уж предоставьте моему благоразумию, — весело рассмеялся сыщик.

Он раскланялся и ушел.

Сев на трамвай, Картер через полчаса добрался до Гайланд-парка, в котором стояли виллы исключительно представителей высшей чикагской аристократии. Между роскошными особняками находился и дом миллионера Армульда.

Величественный мажордом встретил сыщика. Выслушав его заявление о необходимости проконтролировать аппарат, он с гордым, снисходительно-небрежным видом произнес:

— Идите за мной. Я как раз свободен и могу дать сведения, если вам нужно.

— После последней починки, — начал Картер, для которого было очень важно завязать с мажордомом беседу, — аппарат действовал исправно?

— Вполне, — ответил мажордом. — Мистер Армульд приказал мне перед тем как ложиться спать, подвергать его испытанию, и стоило мне повернуть ручку, как он начинал трезвонить. Я до сих пор не могу понять, почему он испортился в день грабежа. Было уже очень поздно или, вернее, очень рано, так как у нас в этот вечер было много гостей, когда я повернул рукоятку с большим трудом вследствие лишней выпивки… Хе-хе! Вы понимаете, конечно, что в такое время охотно пропустишь стаканчик-другой? Ну, а после этого человек засыпает так крепко, что его не разбудишь и пушкой. Очевидно, негодяи знали это, поэтому и забрались именно в эту ночь. Но каким образом им удалось отключить ток и перерезать провода, не произведя трезвона — для меня совершенно непонятно.

— Для нас тоже, — смеясь, проговорил Ник. — Теперь, однако, главное в том, чтобы предупредить возможность повторения подобной истории.

— Что было бы очень приятно и нам, — фамильярно заговорил слуга. — Потому что хотя мы и миллионеры, но кража на тридцать тысяч долларов не пустяк и для нас. Брр! Если бы вы видели, какой скандал поднялся утром, когда миссис Армульд увидела, что ее драгоценности украдены! Меня чуть-чуть не вышвырнули вон, потому что я слежу за всем в доме и несу ответственность за все, что случится.