Камеру я решила установить в спальне. Если Вениамин Михайлович не предпочитает для своих любовных утех другие места, то мне должно повезти.

Не повезти может в том случае, если он обнаружит камеру. Ладно, будем надеяться на лучшее.

Видеокамеру я установила между книгами на полке, которая располагалась как раз напротив окна и наискосок от кровати. Это было идеальное место. И обзор хороший, так как кровать огромных размеров, и для включения с расстояния удобное положение. Кроме того, на книжной полке было расставлено великое множество фарфоровых статуэток, которыми я, чуть сдвинув их по-своему, хорошо замаскировала объектив. Затем я подошла к окну и попыталась найти правильное положение пульта, чтобы при нажатии нужной кнопки камера заработала. Это мне удалось не сразу. Я еще несколько раз переставляла и камеру и статуэтки, пока наконец все получилось.

Теперь я могла спокойно сидеть в машине и ждать возвращения Тимофеевского. Сейчас, конечно, этого делать не стоит, но вот ближе к вечеру я буду на этом посту номер один.

Оглядев все вокруг, не оставила ли после себя каких-то следов, я покинула квартиру и, оказавшись во дворе, облегченно вдохнула воздух последних дней лета.

В восемь часов вечера я уже была на месте и поджидала Вениамина Тимофеевского, моля бога о том, чтобы он был сегодня не один. Но бог моим молитвам почему-то не внял.

Тимофеевского я узнала сразу. Словно колобок он выкатился из черной «Волги», на которой его подвез личный шофер. Выкатился и тут же вкатился в полутемный подъезд. Больше я его не видела. Увидела только вспыхнувший в его окнах свет, подумала, что, если он обнаружит мою камеру, то мне она больше не принадлежит, и поехала восвояси.

Что ж, придется наведаться сюда и завтра. И как же долго это будет продолжаться? Да, вот такая у меня работа.

На следующий день было то же самое: черная «Волга», колобок, подъезд, свет в окне, и все. Создавалось впечатление, что Вениамин Михайлович самый порядочный человек на свете. К восьми утра уезжает на работу, вкалывает там почти до девяти вечера, то есть тринадцать часов подряд, и уж какие ему там любовные похождения. Да надо еще принять во внимание, насколько у него трудная и нервная работа.

Но вот на четвертый день, когда я уже стала сомневаться в доверительных признаниях Елизаветы Андреевны, Тимофеевский решил-таки расслабить нервы и отдохнуть по полной программе. Случилось это в пятницу.

Я опять сидела в своей машине с восьми вечера и наблюдала за аркой, в которую по обыкновению ввозили номенклатурного чиновника. Обычно он появлялся в половине девятого, когда уже начинало смеркаться, и я, кстати, отметила про себя, что если бы получила подобное задание в июле, то ничего бы у меня не вышло: освещение в июле не то. Но сегодня Тимофеевский задержался дольше обычного.

Я в очередной раз взглянула на часы. Они показывали четверть десятого. «Уж полночь близится, а Германа все нет», — пропела я вслух, и в этот момент черная «Волга» медленно вкатилась во двор. Только вкатилась она не из той арки, из которой я ее поджидала, а из противоположного места, из соседнего проходного двора. И хотя было уже совсем темно, я сразу поняла, что за рулем не шофер-профессионал, почерк которого чувствовался издалека, а лишь автолюбитель, сам господин Тимофеевский. Я мысленно потерла ладони. Неужели сегодня наконец свершится то, чего с нетерпением ждали сразу три человека? (Я имею в виду Вениамина Михайловича, его юную зазнобу и себя.)

Между тем черная машина с госномером остановилась возле детской площадки, которая находилась напротив подъезда Вениамина Михайловича и почти рядом со мной. Мне пришлось немного осесть вниз, чтобы не быть замеченной. В этот момент обе передние двери «Волги» одновременно распахнулись, и я увидела, как герои моей будущей киноленты ступили на землю.