Казалось, мой вопрос нисколько не рассердил Калону.

— Я уверен, что Эрик Найт вернется в Дом Ночи гораздо быстрее, чем думают некоторые. К моему глубочайшему сожалению, он может оказаться в таком плачевном состоянии, что вряд ли сможет вновь исполнять обязанности профессора или какие-либо другие обязанности.

Калона улыбнулся мне такой теплой и многозначительной улыбкой, что я почувствовала обращенные на меня со всех сторон ревнивые взгляды девчонок. Холодок страха пробежал у меня между лопаток, и я в который раз поразилась тому, насколько Калоне удалось оболванить класс. Как будто никто, кроме меня, не слышал того, что он только что сказал!

Да ведь речь Калоны была сплошной угрозой, а его слова о скором возвращении Эрика прозвучали так, будто он собирался привезти его сюда в черном мешке для трупов! Но девочки слышали лишь звуки его прекрасного голоса и думали только о том, что ослепительный Калона осчастливил меня своим божественным вниманием!

— А теперь, милая Зои, вернее, моя А-я , я хочу оказать тебе великую честь выбрать пьесу, над которой мы будем работать. Будь осторожна, моя драгоценная! Помни, что весь класс должен будет подчиниться твоему выбору. Сразу предупреждаю, что я намерен исполнить главную роль в пьесе, которую ты нам предложишь.

С этими словами Калона направился через весь класс ко мне. Я сидела на второй парте сразу за Беккой, поэтому увидела, как она затрепетала при приближении Калоны.

— Возможно, и для тебя найдется роль в нашем маленьком спектакле, — заметил он.

С бешено колотящимся сердцем я уставилась на Калону. Мне было тяжело находиться так близко к нему. Это слишком напоминало мои сны, в которых он обнимал меня, прижимал к себе…

Я чувствовала, как струйки ледяного холода расползаются от его обнаженной груди… обвиваются вокруг меня… манят под покров мягких мерных крыльев…

«Он собирается причинить зло Эрику!»

Я ухватилась за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку, и холод отступил. Что бы ни происходило между мной и Эриком, я вовсе не буду счастлива, если с ним случиться что-то плохое!

— Кажется, я знаю одну подходящую пьесу, — выпалила я, гордясь тем, что голос мой прозвучал твердо и спокойно.

Калона улыбнулся мне счастливой чувственной улыбкой.

— Неужели? Я заинтригован! Что же ты выбрала?

— «Медею»! — без колебания ответила я. — Древнегреческую, трагедию о тех временах, когда боги порой опускались на землю. И о том, до чего доводит непомерно развитый хюбрис.

— Хюбрис? Безумная одержимость маленького человека, его дерзкая попытка сравниться с бессмертными богами? — Бархатистый голос Калоны был по-прежнему соблазнителен, но в его янтарных глазах начал разгораться непритворный гнев. — Но хюбрис одолевает лишь смертных, боги не могут быть одержимы!

— Значит, вам не понравился мой выбор? — спросила я, с наигранной наивностью хлопая ресницами.

— Напротив! Уверен, наша постановка будет весьма и весьма забавной. Возможно, я даже доверю тебе роль Медеи. — Калона отвернулся от меня и щедро одарил класс сиянием своей улыбки. — Прочитайте пьесу. Завтра начнем работать над постановкой. А теперь отдыхайте, дети мои. Завтра я с нетерпением буду ждать вас всех — каждого из вас!

Он повернулся и резко, не прощаясь, вышел из класса.

Казалось, тишина будет длиться вечно. Наконец, я не выдержала и громко сказала:

— Сейчас я поищу в шкафу тексты «Медеи» и раздам классу.