С тем чтобы избавиться от столь недисциплинированного применения рационального и иррационального (не то, что они когда-либо были разделимы), текущее «определение ужаса» было сформулировано на основе тезиса философа, весьма обеспокоенного тем, каково быть членом человеческой расы. Однако не стоит засыпать подробными заметками прелюдию к отречению. Для начала достаточно будет сказать, что философ, о котором пойдет речь, сформулировал сущность человеческого существования в стиле трагедии, которой не было бы, если бы не существовало одного обстоятельства: эволюции сознания, матери всех ужасов. Он также изобразил человечество как разновидность противоречивых существ, продолжение существования которых только усугубило их тяжелое положение, разновидности мутантов, воплощающих искаженную логику парадокса — реального парадокса, а не неуклюжей эпиграммы.

Даже быстрый обзор темы покажет, что не все парадоксы одинаковы. Некоторые являются чисто риторическими, основанными на противоречиях логики, которые, при пристальном рассмотрении, могут быть разрешены для определенных контекстов. Более интригующи и привлекательны парадоксы, которые истязают наше чувство реальности. В литературе сверхестественных ужасов, привычным является персонаж воплощающий, так сказать, парадокс во плоти, — нечто, перед чем мы должны опустить лицо или упасть, — чем-то, чего быть не должно, но что все-таки существует. Наиболее популярной разновидностью живого парадокса является «нежить», ходячие мертвецы, жаждущие вечного присутствия на земле. Отметим, что обсуждение того, должно ли существование ходячих мертвецов продолжаться бесконечно или быть немедленно прервано всаживанием кола им сердце, не является предметом данной работы. Наибольшая важность для нас состоит в сверхестественном ужасе принятия на мгновение возможности существования подобных существ невозможного экзистенциального образа.

Другим примером сближения парадокса и сверхъестественного ужаса могут являться неодушевленные объекты, виновные в нарушении своей природы. Наверно, самым выдающимся примером такого явления может быть марионетка, которая освобождается от своих нитей и становится самодвижущейся. Давайте немного поразмыслим над интересными аспектами марионеток. Марионетки сделаны такими мастерами марионеточного дела, и управляются своеобычным образом волею хозяев-кукловодов. Марионетки, которых мы обсуждаем здесь, есть те, что изготовлены по нашему образу и подобию, однако без особой тщательности, с тем чтобы мы не могли вдруг перепутать их с человеческими существами. В противном случае сходство марионеток с нашими плавными очертаниями могло бы казаться странным и пугающим, настолько, что не могло бы восприниматься не вызывая тревогу. Полагая, что подверженные тревоге люди обычно имеют малое отношения к торговле марионетками, марионеток обычно изготавливают без особо тщания и без придания точного подобия нашему образу, так что спутать марионеток с человеческими существами можно лишь в полумраке чердака или темноте захламленного подвала. Нам нужно уверенно знать, что марионетка это марионетка. И, тем не менее, марионетки все равно способны вызывать у нас чувство тревоги и беспокойства. Ибо если мы взглянет на марионеток определенным образом, то иногда нам может показаться, что марионетка смотрит на нас в ответ, не так как смотрят в ответ люди, но своим марионеточным образом. Может даже показаться, что марионетка близка к тому, чтобы ожить. И психологический конфликт, который возникает в такие моменты легкой дезориентации, может послать через наше существо судорогу сверхъестественного ужаса.

Родной терминологический брат сверхъестественного ужаса это «кошмар». Оба слова могут использоваться в отношении нечеловеческих форм, выражающих человеческие качества. Оба слова так же могут относиться к внешне подвижным формам, которые не являются тем, чем они представляются, например, таким как живые мертвецы — монструозным парадоксам, нечто, не являющимся ни тем, ни другим, и, что еще более жутко, и еще более ужасно и сверхъестественно, нечто, что демонстрируют в себе одновременно и то и другое.