Вернее, автор, так основательно потрудившийся ради бесправного узника, вложивший в его послушные уста и своеобразие своей логики, и весь набор изобразитель­ных средств.

В этих тюремных стенах многократные повторения и впрямь напоминали заколачивание крышки гроба. И по звучанию, и по смыслу.

— Какие средства выбрал себе этот заговор? Все средства: измена, предательство, поражение своей стра­ны, вредительство, шпионаж, террор. Для какой цели? Для восстановления капитализма. Путь один — ломать диктатуру пролетариата и заменять фашистской дикта­турой. Какие же силы собрал заговор для того, чтобы выполнить этот план? Я назвал следствию больше се­мидесяти человек — заговорщиков, которых я завербо­вал сам или знал по ходу заговора... Я составил себе суждение о социальном лице заговора, то есть из каких групп состоит наш заговор, руководство, центр загово­ра. Состав заговора из людей, у которых нет глубоких корней в нашей Советской стране, потому что у каждого из них есть своя вторая родина. У каждого из них пер­сонально есть семья за границей. У Якира — родня в Бессарабии, у Путны и Уборевича — в Литве, Фельд­ман связан с Южной Америкой не меньше, чем с Одес­сой, Эйдеман связан с Прибалтикой не меньше, чем с нашей страной...

Даже характерная рифма «людей — корней» ковар­но затесалась в спирали верлибра. От себя не убежишь.

Ничто так не высвечивает нутро, как литература. Вся подлость и низость просочилась в гнусном переборе четок: «заговор, заговор»... Вся погромная мерзость. Пробный шар, исподтишка и без всякого риска.

Примаков говорил с монотонной отчетливостью, поч­ти не заглядывая в бумагу. Кто писал текст, чьи руки прошлись по нему многократно и как в последний мо­мент все было переписано наново, этого он не знал, принимая как еще одно проявление неизбежности. По существу, Виталия Примакова, которому от имени вож­дя обещали жизнь, уже не было среди живых. Отзву­чал голос, произносивший чужие слова, и осталась обо­лочка, словно образ, непостижимо задержавшийся в зеркале, от которого отошел его прежний хозяин.

Но исчезнет и отражение через считанные минуты.

В 23 часа 35 минут Ульрих огласил приговор.

Той же ночью трупы вывезли на Ходынское поле — печально прославленную Ходынку и при свете автомобильных фар свалили в загодя вырытую тран­шею. Прежде чем закопать, обильно посыпали нега­шеной известью.

• «Всем подлецам — расстрел».

«Подлецов» Безыменский угадал верно. Словечко было на слуху.

«Тов. Ежову. Берите всех подлецов. 28. V. 1937 года. К. Ворошилов».

Такой резолюцией был помечен список на 26 руко­водящих работников Артуправления РККА, включая комбрига Железнякова. Один из множества. Брали уже не десятками — сотнями.

К концу следующего года жертвами террора падут семьдесят шесть (из восьмидесяти пяти) членов Воен­ного совета, три маршала из пяти, два командарма первого ранга из четырех, двенадцать командармов вто­рого ранга из двенадцати.

Среди них, тайно судимых ОСО, тайно захоронен­ных в безвестных могилах, окажется и почти весь сос­тав Особого присутствия: и Алкснис, и Белов, и Ды­бенко, и Егоров, и остальные. Маршал Блюхер будет застрелен в кабинете наркома... Там же заставят про­глотить яд начальника ИНО Слуцкого.

16 июня бывший комбриг Медведев в судебном за­седании Военной коллегии Верховного суда СССР винов­ным себя не признал. Он заявил, что в троцкистскую организацию не входил, а показания о существовании в РККА военно-фашистского заговора дал под давле­нием.