Женя встает, в лице ее ни кровинки.

– Я не верю, я не хочу верить, чтобы это могло быть так, как вы говорите!

– Что ж, не хочешь верить – не верь. Римляне говорили когда-то: «Надеюсь вопреки отсутствию всякой надежды». Бедная жена Гаранина может сказать: «Не верю вопреки всякой очевидности». Но ведь жену Гаранина я и не брался убеждать. Я хотел спасти Женю Астафьеву. А для Жени Астафьевой одного того, что человек, которому она доверяла, оказался врагом партии, было бы, я уверен, вполне достаточно, чтобы отшатнуться от него с ненавистью и отвращением.

Она поворачивается и уходит. Комната, еще комната, передняя, лестница.

– Товарищ, вы забыли калоши!

Это кричит женщина, открывавшая ей дверь.

– Ах да, я забыла калоши…

Ступеньки лестницы бегут, как растянутая гармоника. Стоит сжать гармошку – и люди посыплются вниз. Разве если держаться за перила…

На дворе – снег. Столько хлопьев, что можно в них заблудиться. Кто-то гудит. Протяжно запели тормоза. И рядом, совсем близко, стоит протянуть руку – никелированная морда автомобиля с посаженными по-рачьи глазищами фар.

– Эй, мамзель! Уши отсидела?…

6

А на столе шепотом, застенчиво лебезит обезоруженный телефон. Релих поднимает трубку:

– Слушаю. Что? Да, да, сейчас буду!

Оказывается, уже девять.

Он берет со стола портфель, объемистый, как чемодан, и начинает в него запихивать всякую бумажную начинку. И отчего это портфелей не делают сантиметра на два пошире!

Опять звонит телефон.

– Иду! – ревет в трубку Релих и, не слушая, кладет ее на вилки.

Внизу, у подъезда, ждет автомобиль, похожий на сугроб на колесах.

* * *

«Сегодня начинается продажа хлеба без карточек!» «В Москве открыто 368 новых булочных, хлебных отделений в продовольственных магазинах и палаток. План развертывания сети выполнен на 128%. Двадцать шесть ответственных работников НКВнуторга, во главе с заместителем наркома, прикреплены к ряду булочных на первые дни широкой торговли хлебом…»

В кабинете, на письменном столе, двенадцать телефонных трубок. Каждая из них снабжена лампочкой особого цвета. Кабинет директора соединен прямым проводом со всеми основными цехами завода. Лампочки на столе загораются и тухнут, как сигнальные огни. На бюваре расписание совещаний, список вызванных лиц и большая стопка телеграмм. Направо, надо лишь повернуть голову, – огромное венецианское окно. За окном – снег, площадь, люди в папахах и ушанках, плакаты, зима.

«Советский рабочий на зависть всем работает не десять часов, а семь. Помни, что каждый час, минута даже, зря проканителенные, равносильны краже!»

Вспыхивают и тухнут лампочки. Проворно скользит по блокноту отточенный карандаш стенографистки. Нос у стенографистки остренький, как карандаш. Телефонистка в диспетчерской исполняет на стенной клавиатуре свои замысловатые упражнения.

«Пленум Колтушинского сельсовета, Пригородного района, Ленинградской области, на территории которого расположена биологическая станция академика Павлова, единодушно избрал великого ученого первым делегатом на районный съезд Советов… Академик Павлов, принимая мандат, сердечно поблагодарил делегацию за оказанное ему внимание. По словам председателя Пригородного районного комитета, академик Павлов в беседе с делегатами коснулся своих научных работ:

«О чем я мечтаю? Я мечтаю о том, чтобы добиться возможности оздоровления человечества, чтобы люди, вступающие в брак, давали физически здоровое, умное, мыслящее поколение. Этого я добиваюсь».