|
Здесь также можно было увидеть белые деревянные таблички с цифрами, означавшими цену выкупа или продажи в рабство пленников. Невозможно было без восхищения глядеть на куски и рулоны ярко-красного шелка, которые по стоимости значительно превышали равное по весу золото. Из слитков серебра и золота, каждый из которых был величиной с кирпич, можно было выстроить среднего размера храм. Приветствуя все эти сокровища, зрители разразились неистовыми криками, как будто их вдохновлял сам Вакх. Что бы ни говорили о римлянах как о завоевателях, мы всегда испытывали откровенное восхищение всем, что было награблено, наворовано или похищено. Это едва ли не единственная область нашей души, которую никогда не касалось лицемерие.
Почти в самом конце процессии шел виновник торжества — Луций Лициний Лукулл Понтик. Легионеры к этому времени уже покинули город и закрыли за собой ворота: древний обычай не позволял полководцу находиться в городе вместе со своими воинами. Облаченный в пурпурную тогу триумфатора Лукулл выглядел как этрусская статуя. Его лицо, видневшееся из-под золоченого лаврового венка, было выкрашено красной краской, равно как и руки, державшие скипетр и ветвь оливы. Он ехал на позолоченной колеснице, запряженной четверкой белых коней, в сопровождении раба, который время от времени шептал ему на ухо: «Помни, ты смертен!» Завершал шествие самый выдающийся пленник. Поскольку Лукуллу не удалось захватить Митридата, а Тигран в свое время предусмотрительно заключил сделку с Помпеем, то эта незавидная честь выпала одному из полководцев Тигранакерта. Обогнув Ростру, колесница начала двигаться вверх к Капитолию. Пленника повели в тюрьму у подножия этого холма, чтобы сковать цепями. Я невольно проникся сочувствием к этому человеку, ибо некогда имел несчастье находиться в той тюрьме. Ни за что не пожелал бы повторить этот опыт еще раз: уж слишком мрачной была темница даже для временного пребывания, не говоря уже о том, чтобы встретить в ней свою смерть. Лишь один штрих омрачал триумфальное шествие — не лучшее состояние храма Юпитера Капитолийского. В нем Лукуллу при известии о смерти пленника предстояло принести в жертву белого быка. Два года назад в священное здание попала молния. Поразмыслив над этим знаком, гаруспики пришли к заключению, что старую статую следует заменить новой, большей по размеру. Поставить ее они решили лицом на восток, то есть в сторону Форума. На этом месте она якобы должна помогать Сенату и народу Рима вскрывать заговоры против государства. Ко дню Триумфа Лукулла статуя еще находилась снаружи здания, откуда ее мало-помалу, с большим трудом и осторожностью, перемещали к огромной дыре, зияющей в стене храма. Своим привилегированным местом наблюдения наверху Ростры я был обязан новой должности: в том году меня избрали квестором. Прочие квесторы либо исполняли обязанности помощников консулов, либо разъезжали по римским владениям, в том числе заморским, производя всякого рода расследования. В худшем случае квестора могли направить в Остию, чтобы надзирать за перевозкой зерна. Меня же подобная участь миновала: я, Деций Метелл Младший, был приписан к казначейству. Целыми днями мне приходилось пребывать в сокровищнице храма Сатурна, надзирая за работой общественных рабов и вольноотпущенников. После каждого Триумфа работы у них бывало невпроворот, а особенно после празднества, свидетелем которого мне довелось стать в тот день. Лукуллу полагалось передать большую часть трофеев в казну Рима, а штандарты вернуть на их почетное место в храме. Там им надлежало храниться до тех пор, пока они снова не будут востребованы легионами. Когда я спускался с Ростры, меня согревала мысль о приятных перспективах, особенно радостных на фоне нудных служебных обязанностей в сокровищнице. Как публичного деятеля меня пригласили на пиршество, хозяином которого был Лукулл. В последующие дни победоносному полководцу предстояло устроить игры и празднества в знак благодарения богам и в честь своих предков — скачки, гладиаторские бои и застолья. |
