Энн Перри. Заговор в УайтчепелеТомас Питт - 21
Хью и Энни Пиннок
Томас Питт, суперинтендант полицейского управления на Боу-стрит, готовился дать свидетельские показания стороне обвинения, которую представлял прокурор Эрдал Джастер. – Начнем сначала, мистер Питт, – произнес обвинитель. Этот темноволосый, высокий и стройный мужчина лет сорока обладал необычной внешностью. Он был довольно привлекателен, и в то же время в его повадках сквозила кошачья грация. Он бросил взгляд в сторону скамьи свидетелей. – Почему вы оказались на Грейт-Корэм-стрит? Кто вас вызвал? Томас немного приосанился. Он тоже был немаленького роста, но на этом его сходство с Джастером заканчивалось: полицейского отличали слишком длинные волосы, мятые брюки с оттопыренными карманами и неаккуратно повязанный галстук. Он давал свидетельские показания на протяжении двадцати лет, с тех пор когда был еще констеблем, но это занятие никогда не доставляло ему удовольствия, поскольку от его слов зависела репутация, а возможно, и свобода человека. В данном же случае от них зависела жизнь. Питт не боялся встретиться глазами с холодным, невозмутимым взглядом Эдинетта, сидевшего на скамье подсудимых. Он собирался говорить только правду и никоим образом не мог повлиять на последствия этого судебного заседания. Однако мысль об этом отнюдь не служила для суперинтенданта утешением. В зале повисла гнетущая тишина. Ни единого звука. Ни единого шороха. – Меня вызвал доктор Иббс, – ответил Питт на вопрос Джастера. – Некоторые обстоятельства смерти мистера Феттерса вызвали у него подозрение. Он работал со мною прежде, при проведении других расследований, и знает, что может положиться на меня в том случае, если допустит ошибку. – Понятно. Не расскажете ли вы нам, что произошло после того, как вас вызвал доктор Иббс? Джон Эдинетт сидел совершенно неподвижно. Он был худ, но крепко сложен, и на его лице лежала печать уверенности в себе и собственной значимости. Многие из присутствующих испытывали к нему симпатию и даже восхищались им. Они не верили, что этот человек мог совершить преступление, в коем его обвиняли. Это, вероятнее всего, была ошибка. Защита наверняка выступит с убедительным опровержением, и ему будут принесены глубочайшие извинения. Питт сделал глубокий вдох и продолжил: – Я немедленно отправился домой к мистеру Феттерсу на Грейт-Корэм-стрит. Это было в начале шестого. Доктор Иббс ждал меня в прихожей, и мы вместе с ним поднялись в библиотеку, где было обнаружено тело мистера Феттерса. Он замолчал, отчетливо вспомнив, как поднимался по залитой лучами лестнице и шел мимо огромного китайского горшка с декоративным бамбуком, картин с изображением птиц и цветов и четырех расписанных и украшенных резьбой деревянных дверей. Заходящее солнце освещало красноватым светом сквозь высокие окна турецкий ковер, стоявшие на полках книги с золотым тиснением на корешках и большие потертые кожаные кресла. Заметив, что Эрдал намеревается поторопить его, свидетель стал рассказывать дальше: – В дальнем углу лежало тело мужчины. Я стоял в дверях, и его голова и плечи были закрыты от меня одним из больших кожаных кресел. Доктор Иббс сказал мне, что дворецкому, который пытался оказать хозяину помощь, пришлось немного отодвинуть кресло в сторону… С места поднялся Реджинальд Глив, адвокат подсудимого. – Милорд, как может мистер Питт свидетельствовать о том, чего не видел? Разве кресло было сдвинуто у него на глазах? На лице судьи появилось усталое выражение. Он уже предчувствовал, что это судебное заседание станет ареной ожесточенной схватки. Ни одна мелочь, какой бы несущественной она ни казалась, не останется без внимания. Томас ощутил, как его лицо заливает краска негодования. |
