Прошел час, потом другой… Внезапно с улицы донеслись какие-то крики. Сначала Фауста не обратила на них внимания: мало ли что может случиться в городе… Но потом она насторожилась. Раздавались частые аркебузные выстрелы, стучали по мостовой копыта, слышались стоны и вопли ужаса… Похоже, на улицах Блуа разворачивалось настоящее сражение.

На лбу у Фаусты выступил холодный пот. Что там происходило? Узнать это ничего не стоило — достаточно было бы послать лакея расспросить прохожих. Но Фауста не желала знать!

В глубине души она уже обо всем догадывалась… и чувствовала, что ее страшная догадка верна… Но она хотела отдалить этот миг. когда ей придется-таки узнать правду. Она вслушивалась в уличный шум, до нее долетали обрывки слов, подтверждавшие, что предчувствие не обманывало ее. Она не могла собраться с мыслями, голова у нее кружилась, по телу пробегала дрожь.

Так прошли еще два часа, а она все сидела неподвижно в парадном зале и чего-то ждала… Постепенно шум на улицах стих. Фауста провела рукой по лбу и прошептала:

— У меня не хватает смелости! Надо, наконец, узнать, что произошло… Нет, не может быть!.. Неужели полный крах вместо триумфа? Я с ума сошла… Просто драка в городе… Горожане бьют друг друга… С Гизом ничего не случилось… с ним ничего и не могло случиться… Гиз в безопасности… А в десять вечера свершится то, что мы с ним наметили…

Она ударила в гонг, и появился лакей. Она собиралась послать его в город, чтобы выяснить причину беспорядков, но слуга произнес:

— Сударыня, пришел некий дворянин. Имени своего называть не хочет, но говорит, что должен побеседовать с вашей милостью незамедлительно!

— Пусть войдет! — слабым голосом произнесла Фауста.

Лакей впустил в зал шевалье де Пардальяна, и Фауста застыла от изумления. Глаза ее широко распахнулись, рот приоткрылся. Она пыталась что-то сказать, но от невыразимого ужаса не могла произнести ни слова. Она даже перекрестилась, словно перед ней предстал призрак из загробного мира, и вцепилась обеими руками в спинку кресла, чтобы не упасть. Пардальян подошел поближе, снял шляпу, низко поклонился и спокойно произнес:

— Сударыня, имею честь сообщить вам, что я только что убил герцога де Гиза.

Фаусте показалось, что она умирает, более того, что она уже мертва. Пардальян… живой шевалье де Пардальян! А она-то считала, что он давно покоится на дне Сены… И именно этот человек принес ей весть о крахе всех ее замыслов… Нет, это не может быть реальностью… Ею просто-напросто овладел сон, кошмарный сон… Она сейчас проснется, и зловещее видение рассеется…

— Сударыня, — продолжал шевалье, — я решил, что имею право удовлетворить мое самолюбие и лично сообщить вам о том, что случилось. Ведь я вас предупреждал, что пока я жив, Гиз и вы не взойдете на французский престол.

Слабый стон сорвался с побелевших губ Фаусты, и она прошептала:

— Пардальян!

— Я самый, сударыня! Вы изумлены? Еще бы! Сколько раз вы пытались убить меня! Последний раз вы отдали меня в лапы Гиза как раз после того, как я спас вас от Его Святейшества Сикста V.

— Пардальян!

— Не сомневайтесь, сударыня, Пардальян, живой и невредимый. Я — не призрак, а человек из плоти и крови.

А теперь, позвольте вам кое-что напомнить. Тогда, в монастыре на Монмартрском холме, в тот день, когда вы пытались распять бедную малютку Виолетту, вас предали ваши же соратники. Но вы вели себя гордо и отважно, и я готов был многое вам простить. Я бы даже Гиза при таких обстоятельствах пощадил. Но вы во второй раз загнали меня в вашу железную сеть.