Пардальян заметил, как побледнела служанка. Она хотела что-то возразить, но Фауста взглядом велела ей молчать. Мирти как-то странно взглянула на шевалье и вышла.

Пардальян проверил, на месте ли кинжал и шпага, и приготовился к неприятным сюрпризам. Он был уверен, что Фауста задумала убить его. Сейчас в зал ворвется дюжина вооруженных людей и…

Но Фауста молчала и словно прислушивалась.

— Сударыня, — тихо, но с угрозой в голосе спросил шевалье, — что должна сделать ваша служанка?

Фауста будто очнулась, повернулась к шевалье — и он не узнал ее лица! Перед ним была восхитительная женщина, обезумевшая от страсти. Глаза ее горели пламенем, на ярких губах сияла улыбка. Неприступная девственница, высокомерная, горделивая царица, всегда спокойная и холодная, словно мраморная статуя, исчезла бесследно. Пардальян видел подле себя грешную земную женщину, которую пожирал огонь любви. Одним движением она сбросила с плеч белое льняное одеяние — и восхищенный Пардальян залюбовался прекрасной наготой ее тела, могущего сравниться с изваяниями великого Микельанджело.

Фауста заговорила горячо и нежно. Голос ее прерывался от бушевавших в сердце чувств:

— Я люблю тебя, люблю, а ты меня отвергаешь… Я люблю тебя, а ты отталкиваешь меня… Я всю жизнь презирала мужчин, но тебе я отдаюсь… возьми меня, я твоя! Клянусь, этот час наш и только наш… Я принадлежу тебе, а ты мне…

Фауста медленно приблизилась; ее точеные руки обняли Пардальяна за шею, обольстительное тело прильнуло к нему.

— Фауста! Фауста! — теряя голову, прошептал шевалье.

Он тоже обезумел от страсти, она пьянила его, как вино, проникала, словно смертельный яд, в каждую клеточку тела…

Фауста коснулась своими губами его губ. Пардальян попытался стряхнуть наваждение, смутно чувствуя, что ему угрожает опасность. Но объятия Фаусты становились все более страстными, и он забыл обо всем на свете. Любовь овладела всем его существом, всеми его мыслями, его душой и телом… Его чувство к этой женщине расцвело мгновенно, подобно чудовищному цветку, который быстро распускается под жаркими лучами коварного тропического солнца…

— Ты победил, — шептала Фауста, — победил… но я счастлива… А ты знаешь, что я делала, чтобы завладеть тобой?

— Перестань, — откликнулся шевалье, — какое это имеет значение… Дай мне любоваться тобой…

— Ты должен знать… должен… Я хотела убить тебя! Да… Мы умрем, умрем вместе… Вчера я велела принести во дворец дрова и хворост. Сейчас Мирти подожжет дом. Мы уже горим… Палаццо-Риденте горит… Мы одни, и под нами уже занимается огромный костер.

— Я люблю тебя! — шептал обезумевший Пардальян. — Смерть? Костер? Пусть так! Я готов умереть вместе с тобой!.. Я словно во сне… И смерть для меня будет просто сном!..

Прошло какое-то время, может, час, а, может, и больше… Пардальян не чувствовал, как бежали минуты…

Когда миновали первые восторги и шевалье очнулся, он заметил, что едкий дым проникает в зал сквозь щели в полу. Он поискал взглядом Фаусту, но не нашел ее. Пардальян вскочил и замер, прислушиваясь. Откуда-то издалека до него донесся странный, зловещий смех. Потом все заглушил шум пожара, завывание огня, треск дерева, грохот рушащихся балок. Однако голосов шевалье не услышал…

И тут, наконец, шевалье понял страшную правду. Фауста приказала запереть их в Палаццо-Риденте! Пожар объял весь дворец, и они неминуемо погибнут! Пардальян уже задыхался, но мысль о Фаусте не оставляла его. Теперь он готов был простить ей все…

— Фауста! Фауста! — закричал шевалье.