— Да болен… Говорят, что это от огорчения… Но на коня он садится сам и сам же соскакивает с коня!
— Значит, будет еще жить…
— А еще я не сказал, что Бурундук, наш повелитель-хан, считает Саян-батыра виновником бегства Султан-Махмуда…
— Так его же убили!
— Все равно… И в отместку покойному отдает бывшую жену его Гульбахрам Темир-бию, отрывает ее от детей. Вспомнил, что она дочь Абулхаира!
— Эй, послушай… Ведь Темир-бий болен, да и возраст у него уже близок к возрасту пророка. Что он будет делать с Гульбахрам?
— Да, он совсем дряхлым стариком был, когда приехал к нам, — принялся рассказывать Жадик. — С коня и то едва сполз. Но, когда сказали ему о Гульбахрам, он сразу приободрился и ходит вразвалочку, как молодой гусь. Люди говорят, что раньше времени он постарел оттого, что не смог сделаться полновластным хозяином земли Едиля и Жаика… А он, когда услышал о смерти Саян-батыра, сначала опечалился, а потом стал говорить, что вдова принадлежит только ему. И едва хан вернулся из Отрара, Темир-бий заявил свои претензии. Дяде это тоже понравилось. Ну а когда первенец батыра Саяна — пятнадцатилетний Аян услышал про это, бросился на старика Темир-бия с кинжалом. Сейчас Аян-джигит в зиндане, для него готовят виселицу. Вот я и поскакал вам навстречу, чтобы поторопить!
Жадик заглянул в лицо брату, но оно было непроницаемо. Только чуть-чуть тронул султан Касым своего коня, и тот поскакал вперед, обгоняя войско.
Весть о происходящем в Созаке уже распространилась среди батыров, и они один за другим молча присоединились к Касыму. Хрустела сухая трава под копытами, пыль тяжело оседала на землю…
Не доезжая ставки, Касым отобрал из скакавших за ним людей нескольких батыров из разных родов, с ними и с двумя джигитами личной охраны, которыми прежде командовал Саян-батыр, он приблизился к ставке Бурундука.
Толпа стояла на площади. От людей негде было яблоку упасть.
— С дороги… С дороги!..
Это закричали люди, расступаясь перед султаном Касымом. Не слезая с коня, остановился он у порога ханского дворца. Только теперь огляделся и увидел вдруг перед собой Бурундука. Огромной квадратной глыбой высился он на пороге, а в стороне стоял готовый к выступлению отряд. Впереди него в плетеной кольчуге и чешуйчатом железной башлыке на плечах сидел на огромном старом коне Темир-бий. Он ссутулился от старости и казался нелепым в своем боевом облачении.
А в самом конце отряда лицом к хвосту в знак позора была посажена на коня маленькая Гульбахрам, вдова Саян-батыра. В рабыни была отдана Темир-бию дочь грозного Абулхаира…
Руки ее были туго связаны спереди, а чтобы не слышались рыдания, рот ее заткнули кляпом и перевязали сверху шелковым платком. Иссиня-черные длинные косы ее были пропущены промеж ног сидящего впереди нее рябого джигита и накрепко привязаны к нагрудному ремню коня. Так делали обычно джунгары, угоняя в плен казахских девушек…
В другую сторону посмотрел султан Касым и невольно вздрогнул. Под белой струганной виселицей стоял с тонкой волосяной петлей на шее джигит Аян, как две капли воды похожий на своего отца Саян-батыра. Конец перекинутого через перекладину аркана держал в своих руках ханский палач — здоровенный, чем-то похожий на самого Бурундука детина. Аяна бы уже повесили, но Бурундук во что бы то ни стало хотел, чтобы это произошло на глазах его матери, а Гульбахрам долго сопротивлялась и не давала себя связать.
Даже Темир-бий просил хана Бурундука не казнить джигита Аяна, но Бурундук был неумолим.
* * *
Не так уж глуп был Бурундук, понимавший, что джигит Аян вырастет и будет мстить за мать. А старевший Темир-бий, проживший свой век среди тысяч смертей и жестоких несправедливостей, не стал настаивать на своей просьбе. |