Лордан отрицательно качнул головой.
– Когда следующий
– Через три недели.
– Снова угольщики?
– Боюсь, что да.
– Не важно. Что у них на этот раз?
– Точно не знаю, – солгала девушка.
– А что знаешь?
– Олвис, – Эйтли скривила губы. – Во всяком случае, так говорят. Информация не проверена.
– Понятно, – вздохнул Лордав. В его взгляде сквозила смертельная усталость. – Похоже, наши мальчики здорово обидели своих конкурентов, если те готовы выложить такие деньги…
Звучит как эпитафия, подумала Эйтли, но вслух сказала:
– Так говорят, но, возможно, это утка, чтобы заставить угольщиков пойти на уступки. Ведь он обойдется им в несколько раз больше той суммы, которую они получат в случае выигрыша.
– Это может быть дело принципа, – раздраженно ответил адвокат. – Ладно, время покажет.
– Если хочешь, я загляну попозже, – предложила девушка, берясь за ручку двери.
– Не стоит, я буду в полном порядке. Еще раз спасибо.
Эйтли чувствовала, что его кровь просочилась сквозь плащ и медленно потекла по спине, холодная и липкая, как пот.
– Тогда увидимся, сказала она и прикрыла за собой дверь.
Лордан слушал, как постепенно затихают на лестнице звуки ее шагов, затем со стоном откинулся на спину и уставился на глубокую трещину в потолке. Через три недели, с едва затянувшейся раной (если, конечно, все будет в порядке и она не загноится), ему придется выступать в суде против непревзойденного адвоката и имперского чемпиона Зиани Олвиса. Мастера высшего класса, одного из четырех, может быть, пяти фехтовальщиков, лучше которых не сыскать в мире.
Странно, размышлял Бардас, как спокойно он принял известие о своей смерти. Кивок, язвительная улыбка, словно говорящая «ну а чего вы ожидали?», и две строчки, выбитые на скромном надгробии:
БАРДАС ЛОРДАНОН ОТДАЛ ЖИЗНЬ ЗА УГОЛЬЩИКОВ
Он не верил в существование богов. Впрочем, даже если Лордан ошибался, они все равно обитали в землях варваров, где-нибудь на другом краю ойкумены, и не слышали его, иначе давно бы покарали за лживую клятву:
«Если выберусь из этой передряги, я зачехлю мечи, выйду на пенсию и открою школу». Сколько раз Бардас произносил эти слова, сколько раз обещал себе завязать, но по сей день оставался тем, кем был: адвокатом с десятилетним стажем, в юности обладавшим недюжинным талантом, но не сумевшим развить его.
Не исключено, что угольщики в конце концов пойдут на Мировую. Такие защитники, как Олвис, выходят на арену в одном случае из десяти, поскольку ни одна сторона не желает являться в суд, заранее зная что иск проигран. Правда, картель угольщиков славится вздорностью.
Они принадлежат к тому типу людей, которые ввязываются в любую свару из-за своей невообразимой жадности, а когда наступают неотвратимые последствия, защищаются с удивительной яростью.
Лордан с легкостью мог представить, как они выбегают из зала суда, путаясь в складках балахонов, горько ругают своего последнего адвоката, несправедливость судебной системы и дают страшные клятвы, что скорее позволят живьем содрать с себя кожу, чем заплатят хоть один пенс за проигранный иск.
«Безусловно, я могу отказаться. Это означает конец карьеры, но зато я останусь живым. В конце концов, можно заняться чем-то другим».
Бардас усмехнулся и повернулся на бок. Он знал, что никогда не откажется от дела из-за трусости или сознания неминуемой смерти. На этом стоит вся система правосудия. Если она рухнет, что будет с ними и с городом, который снискал славу торговой столицы мира благодаря устойчивости и эффективности своего коммерческого права? И кроме того, выбирая профессию адвоката, он вовсе не рассчитывал жить вечно. |