|
Тони весь покраснел и издал какой-то приглушенный дикарский вопль. Он повернулся ко мне.
— Ну! — завопила я и прыгнула. Джилл тут же нырнула за кресло. Тони, естественно, промазал, но я долетела до него одним прыжком и изо всех сил ударила его по руке. Хрястнула сломавшаяся кость, он завизжал от боли и уронил свой браунинг. Мастерс тут же бросился к нему, присел и схватил его, опередив меня на несколько мгновений. Затем он встал и направил браунинг на меня. Я попятилась.
Выстрел Тони, однако, пробудил Ральфа к жизни. Краешком глаза я увидела, как он подвинулся к телефону и снял трубку. Увидел это и Мастерс: он повернулся и выстрелил в него. В тот же момент я покатилась в угол, где лежал мой «смит-и-вессон». Когда Мастерс обернулся и хотел выстрелить в меня, я попала ему точно в колено. Не привычный к боли, он с криком упал и выронил пистолет. Эрл, который все это время выплясывал на заднем плане, притворяясь, будто и он участвует в разыгравшейся схватке, шагнул вперед, чтобы подобрать его. Я выстрелила ему в руку. В руку я не попала, сказывалось отсутствие практики, но он отскочил.
Я нацелила «смит-и-вессон» на Тони.
— Садись на тахту, а ну-ка!
По его щекам катились слезы. Правая рука как-то странно перегибалась, я сломала ему локтевую кость.
— Вы все трое — настоящая срань. Я с удовольствием пристрелила бы вас всех троих. Это сберегло бы много денег нашему штату. Если кто-нибудь попробует поднять браунинг, я его убью. Эй ты, толстожопый, — обратилась я к Эрлу, — ты тоже садись на тахту, рядом с Тони.
У него был вид двухлетнего ребенка, которого неожиданно отшлепала мать; лицо его сморщилось, как будто он вот-вот расплачется и захнычет. Но он сел рядом с Тони. Я подняла браунинг, не отводя дуло «смит-и-вессона» от тех двоих, что сидели на тахте. Мастерс не мог двигаться. Из его ноги на ковер капала кровь.
— Полиция с удовольствием получит этот браунинг, — сказала я. — Готова побиться об заклад, что именно из него ты пристрелил Питера Тайера, верно, Тони?
Затем я позвала Джилл:
— С тобой все в порядке, золотко?
— Да, Вик, — ответила она тихим голосом.
— Хорошо. А теперь набери номер, который я тебе скажу. Мы вызовем полицию, чтобы они забрали всю эту шваль. Затем ты позвонишь Лотти, чтобы она приехала и взглянула на Ральфа.
Я надеялась, что Лотти еще не поздно над ним поработать. Он не двигался, но я не могла к нему подойти — он лежал в дальнем конце комнаты, путь к нему преграждали тахта и телефонная тумбочка.
Джилл вылезла из-за большого кресла, где она пряталась. Ее овальное личико было все еще очень бледно, она дрожала.
— Пройди за моей спиной, золотко, — сказала я. — И сделай пару глубоких вдохов. Через несколько минут ты сможешь расслабиться, но пока тебе надо держать себя в руках.
Она отвернула голову от лежащего на полу Мастерса и подошла к телефону. Я назвала номер полицейского участка Мэллори. Из полицейского участка ответили, что он дома. Она позвонила по домашнему телефону.
— Могу я поговорить с лейтенантом Мэллори? — сказала она внятным вежливым голосом.
Когда он ответил, я попросила ее поднести телефон ко мне, но только не проходить передо мной.
— Бобби? Это Вик. Я нахожусь в доме двести три по Восточной Элм-стрит с Эрлом Смейссеном, Тони Бронски и одним господином из «Аякса» — Ярдли Мастерсом. У Мастерса прострелено колено, у Бронски сломана локтевая кость. И у меня с собой браунинг, из которого убили Питера Тайера.
— Это что, шутка, Вик? — оглушительно рявкнул Мэллори.
— Бобби. Я дочь полицейского. Я никогда не допускаю таких шуток. |