В мае 1942 года дирекция командировала меня в одно из управлений ВМФ СССР для согласования плана научно-исследовательских работ лаборатории, связанных с тематикой этого наркомата. Управление предлагало расширить работы и включить в план новую тематику. Я выступил и сказал, что не уполномочен решать такие вопросы. Желательно вызвать в Москву профессора Рамзина. Услышав эту фамилию, председательствующий оживился, спросил: «Это какой Рамзин работает у вас в институте, не тот ли провокатор и клеветник из „промпартии“?» Я ответил: «Да, это он».

 Председатель совещания Уваров сказал: «Я с Рамзиным не был знаком (при этом он перекрестился), никогда с ним не встречался, но я был арестован, у меня отняли партбилет из-за клеветнического показания Рамзина. Я многое пережил, находясь в тюрьме, на допросах у следователей в течение восьми месяцев. В конце концов меня выпустили из тюрьмы, вернули мне партбилет. А вот моего начальника по службе, старого члена партии, участника революции по клевете Рамзина арестовали. Он энергично протестовал против ложных обвинений и от сильного волнения в процессе допросов на следствии умер».

 По доносу Рамзина был арестован М. А. Михеев – после войны он был избран членкором Академии наук СССР, позднее и академиком. Он подвергался допросу девять месяцев. Все обвинения, которые предъявляли следователи к нему, были ложными, клеветническими. Его отпустили… Многие специалисты, узнав, что я работаю вместе с Рамзиным, искали случая встретиться со мной. Таких встреч было много. Все меня предупреждали, чтобы я не работал вместе с ним, что рано или поздно он со мной расправится, что он очень опасный человек, имеет поддержку спецорганов… Я встречался со специалистами, которые вызывались на допрос к следователям. Все они говорили, что процесс «промпартии» был придуман и сценарий этого процесса составлен органами и прокуратурой по указанию Сталина.

 В конце мая 1943 года я вернулся с фронта из части Первой воздушной армии в Москву, и мне передали телеграмму от Г. М. Кржижановского: «Организуй вызов Рамзина в Москву».

 Столица в это время находилась на чрезвычайном положении, для въезда в нее нужен был специальный пропуск. Мне посоветовали обратиться к уполномоченному ГКО Кафтанову. Он принял меня, а сам ушел в соседнюю комнату, очевидно, согласовать вопрос по телефону. Через десять минут вернулся и сказал:

 – Пошлите от себя телеграмму Кржижановскому: «По не зависящим от меня причинам вызов Рамзина не состоится».

 Я пошел на телеграф. Через десять дней получил вторую телеграмму от Кржижановского: «Встречай Рамзина сегодня выехал Москву»… Я встретил профессора Рамзина на сортировочной станции Казанского вокзала. Специальный вагон, в котором он ехал, не был подан на платформу вокзала. Он мне сообщил, что приехал в Москву по телеграмме ЦК партии, подписанной Маленковым, а завтра мы едем в ЦК ВКП(б).

 На следующий день пошли к Маленкову: мне выдали разовый пропуск, а Рамзину на десять дней. В приемной Маленкова нас встретил его секретарь и сказал, что по указанию товарища Сталина Леонида Константиновича вызвали в Москву по служебным делам…

 Через несколько дней я прочитал в газетах постановление Совнаркома СССР о том, что профессору Рамзину присуждена Сталинская премия первой степени. Вне очереди. Указом Президиума Верховного Совета СССР Рамзин был также награжден орденом Ленина. После этих наград ВАК утвердил Л. К. Рамзину без защиты диссертации ученую степень доктора технических наук.

 Осенью 1943 года институт вернулся в Москву. По указанию Сталина Совет Министров СССР выделил для Рамзина штатную единицу на ученое звание члена-корреспондента АН СССР.