— Очень мило, — дар речи и снисходительность вернулись к первому говорившему одновременно. — А что, если я вам скажу, что командор Этасалоу жив?

— А что, если я вам скажу, что вы лжец, и к тому же бездарный?

В маленькой комнате повисло оскорбленное молчание. Лэннет вспомнил о своем нынешнем внешнем виде и чуть не рассмеялся. Он уже всерьез задумался, не свидетельствуют ли его ощущения о приближении истерики, когда первый говоривший снова подал голос.

— Этасалоу жив. И до тех пор, пока он остается в живых, императору грозит непосредственная опасность — ему лично и его власти.

Несмотря на надменность говорящего и дополнительные помехи, созданные электроникой при изменении голоса, Лэннет уловил в этих словах некий скрытый подтекст. Он впервые ощутил в них правдивость. И даже более того — беспокойство. И мыслей капитана коснулось слабое дыхание надежды. А вдруг этот болван, разыгрывающий из себя покровителя, и вправду заинтересован в благополучии императора?

Осторожно подбирая слова, Лэннет произнес:

— Если вы вытащили меня из камеры, чтобы послать против Этасалоу, то вы меня совсем не знаете. Я — Стрелок. Я сражаюсь за императора. Убийство в бою — часть моей службы. Но я не киллер. Кажется, вы упустили из виду это различие.

— Откажитесь выполнять это задание, и вас найдут мертвым в каком-нибудь переулке, одетым в ту форму, которую с вас сняли, когда привели сюда. Вы можете счесть это убийством. Я же буду считать это вашей казнью, только произведенной нетрадиционным способом.

Прежде чем Лэннет успел что-либо сказать, к разговору подключился второй незнакомец. Прикрикнув ранее на собеседников, он, кажется, убедился, что способен контролировать ситуацию. Это мимолетное предположение заставило Лэннета задуматься. Вести себя подобным образом мог лишь человек, привыкший отдавать приказы. В сознании капитана зароились невероятные, невозможные теории. Но Лэннет усилием воли отодвинул их подальше. Неизвестный тем временем произнес:

— Вспомните последний День Памяти. Находились ли мы в это время в состоянии войны, капитан?

— Нет, сэр, но…

— Я еще не закончил. Отвечайте коротко. Вы убили человека. Поскольку войны в это время не было, можно ли назвать это происшествие убийством?

— Нет, сэр.

— Командор Этасалоу посвящает все свои усилия уничтожению императора. Своими действиями он фактически развязал войну. Он находится в потайном месте, в укрытии, предоставленном ему одним лицемером. Там он плетет заговор и накапливает силу. Станете ли вы, как Стрелок, выполнять боевой приказ и вступать в бой под любым обликом, которого потребует битва?

Лэннет поколебался, но в конце концов кивнул, уставившись на свои сандалии. Сперва его речь звучала, как неразборчивое бормотание, но по мере того, как капитан говорил, его слова набирали силу, а голова постепенно приподнималась.

— Я знаю, что собой представляет Этасалоу. Вы правы — это он ответствен за смерть моих Стрелков. Я убил бы его из обычной мести. Из мести за моих ребят. За мою жизнь. И не стал бы мучиться угрызениями совести. Но то, чего вы требуете — то есть, простите, то, что вы предлагаете, — это убийство исподтишка, террористический акт. А я — простой солдат. Только не спрашивайте, почему я приемлю одну разновидность убийства и питаю такое отвращение к другой. Я не могу этого объяснить.

Первый незнакомец вздохнул. Как показалось Лэннету — с сожалением. Потом он произнес:

— Так вы отказываетесь? Даже зная, что вас ждет?

Лэннет улыбнулся, подумав: а догадываются ли они, какая боль скрывается за этой улыбкой?

— Да, отказываюсь.