«Словарь Сатаны» в наиболее ясной и общей форме воплощает универсальность отрицания. Свергаются, сокрушаются все современные Бирсу боги, церковные и светские. Самоуверенность, американизм, оптимизм.

«Словарь» построен остро полемически, это как бы серия ответов на общераспространенные убеждения, утверждаемые везде, всеми, кстати, и в тех самых журналах, в которых сотрудничал Бирс.

— Упорный труд может привести каждого американца к славе и богатству, к миллионам в банке и президентскому креслу.

«Труд, — отвечает Бирс, — один из процессов, с помощью которых «А» добывает собственность для «Б».

— Люби Америку, это благословенная страна, избранная страна господа бога, свободная от всех пороков Старого Света.

«Моя страна, права она или нет», — Бирс еще солдатом мог слышать эти слова Карла Шурца, деятеля гражданской войны.

«Патриотизм, — отвечает теперь Бирс, — легковоспламеняющийся мусор, готовый вспыхнуть от факела честолюбца, ищущего прославить свое имя. В знаменитом словаре д-ра Джонсона патриотизм определяется как последнее прибежище негодяя. Со всем должным уважением к высокопросвещенному, но уступающему нам лексикографу мы берем на себя смелость назвать это прибежище первым».

«Бизнесмены — оплот нации», — на все лады кричали газеты, журналы, проповедники.

«Уолл-стрит, — отвечает Бирс, — символ греховности в пример и назидание любому дьяволу. Вера в то, что Уолл-стрит не что иное, как воровской притон, заменяет каждому неудачливому воришке упование на царство небесное».

«Самые улыбчивые стороны жизни и есть самые американские», — говорил писатель Уильям Дин Гоуэллс.

«Иностранный» (не американский) — порочный, нестерпимый, нечестивый», — издевался Бирс.

Сама энергия афоризмов — от этого внутреннего полемического запала.

Бирс издевается и над тем, что есть, и над всеми попытками изменений. Он видит прежде всего не различия между либералами и консерваторами той поры — не слишком, впрочем, существенные. Он видит то общее, что их объединяет, — видит иллюзии разного рода, системы заблуждений.

Бирс обличает подряд богатство, шовинизм, веру в прогресс, в науку, претензии христианства на монополию. Он наблюдает за внешней политикой и горько формулирует: «Союз — в международных отношениях — соглашение двух воров, руки которых так глубоко завязли друг у друга у карманах, что они уже не могут грабить третьего порознь». Обличения Бирса относятся не только к политике. Не остается ничего — ни в обществе, ни в мире личности. Само устройство планеты кажется писателю на редкость нелепым, — на две трети земля покрыта водой, а человек лишен жабр…

«Святой — мертвый грешник в пересмотренном издании». Снова и снова писатель настаивает: нет личностей, говорит о заменяемости, о том, что видимое не совпадает с сущностью.

Конечно, Бирс односторонен в своих афоризмах. Без односторонности нет ни жанра, ни этого писателя. Геометрическая, линейная универсальность жанра, быть может, в наибольшей степени соответствует особенностям его дарования. Эти особенности и помогли ему запечатлеть существенное, не только преходящее, но свойственное иным временам.

Подступом к диалектике добра и зла стал для Бирса цинизм. «Словарь Сатаны» в первом издании (1906) назывался «Словарем циника». Причем цинизм Бирса был своеобразным развитием, следствием истовой веры. «Он был вывернутым наизнанку идеалистом», — справедливо замечает его биограф.

В «Фантастических баснях» политическая жизнь современной писателю Америки предстает как бесстыдное торжище, где все и вся продается и покупается.