– Д‑да нет, не очень…

– Тогда нормально, – сказал я, успокаивающе кладя руку ему на плечо. – Пойдем посмотрим.

Мы выбрались на палубу. На корме галеры в лучах утреннего солнца эффектно вырисовывалась мускулистая фигура Сэнди, крутившая круги до‑ин2. Паж, семеня рядом со мной, ткнул пальцем в Александра и продолжил свой пылкий монолог:

– Вот, видите! Я к нему подхожу, спрашиваю: «Что ты делаешь?» А он стоит, – парнишка понизил голос до шепота. – Глаза закрыты, и под нос себе бормочет… «Я пришел в этот мир с пустыми руками и чистым сердцем. В помыслах моих нет жестокости. Но если дойдет до защиты чести и справедливости, сердце мое будет подобно стали, а руки станут смертельным оружием»…

– Красиво излагает, – прокомментировал я. Мы приблизились к моему оруженосцу. Заметив меня, он принял естественное положение на двух ногах и, выставив перед собой кулаки, поклонился. Мальчишка испуганно шарахнулся за мою спину и принялся бормотать «Отче наш».

– Чего это он? – заикаясь, произнес мальчишка. Краем глаза я заметил еще нескольких испуганно заинтересованных зрителей из числа ограниченного бортами галеры контингента английских войск. Не имея ни малейшего желания добавить к своей репутации такой забавный штрих, как сумасшедший оруженосец, я решил реабилитировать Шаконтона в глазах почтенной публики.

– Чего? А вот чего! Эй, приятель! – позвал я одного из стоявших неподалеку копейщиков. – Поди сюда!

Солдат быстро подскочил ко мне. Остальные с интересом пододвинулись, предвкушая новое зрелище.

– Давно на службе? – задал я вопрос воину.

– Да уж семь лет, ваша милость.

– Это хорошо. Значит, копьем работать умеешь. Сможешь ты этого безоружного, скажем, достать? Копейщик хмыкнул.

– Отчего ж не смочь? Смогу.

– Давай. Достанешь – получишь золотой. В толпе раздались смешки. Воин обвел глазами своих приятелей и, широко улыбнувшись, перехватил копье поудобнее и двинулся на Шаконтона, терпеливо дожидавшегося своего противника. Когда первый раз острие копья мелькнуло в дюйме от обнаженной груди Сэнди, легко уклонившегося от стремительной атаки, воины изумленно ахнули. После того как это повторилось второй и третий раз, из толпы зрителей раздались улюлюканье и свист. Не на шутку разозленный копейщик, сделав ложный выпад, начал наносить коварный удар по дуге снизу вверх. Дальнейшее произошло так быстро, что, кроме меня, вряд ли кто‑нибудь еще успел понять, что, собственно, стряслось. Каким‑то чудом копье перекочевало в руки моего оруженосца, вслед за чем, описав по сложной траектории дугу, за хлестнуло горло нападавшего. Одновременно с этим колено Шаконтона врезалось в спину неудачливого вояки, обтянутую кожаной курткой. Тот рухнул на палубу, резко выдохнув от боли и неожиданности. Наконечник копья недвусмысленно уставился ему между глаз.

– Вставай, вставай, приятель! – весело крикнул я сконфуженному воину. – На, держи свой золотой, ты его честно заработал.

– Что, развлекаетесь? – раздался за моей спиной добродушный бас Меркадье. – Ловко это у тебя получается, малыш! – обратился он к польщенному Шаконтону. – А ну‑ка, дай я попробую!

Он начал стягивать с себя котту.

– Постойте, граф! Мне нужно с вами обсудить важный вопрос…

Меркадье с неохотой одернул одежду и, тяжело вздохнув, пробурчал:

– Вечно ты не вовремя!

Тут как раз он был не прав. Лучше других зная, каков бывает Эд в рукопашной схватке, я поспешил спасти целостность молодого организма и репутацию моего оруженосца.

– Заканчивай, Сэнди, – бросил я через плечо и направился к Меркадье, в нетерпении ожидавшему меня у борта галеры, лихорадочно пытаясь сформулировать для себя то дело государственной важности, ради которого я посмел оторвать коннетабля английских владений во Франции от молодецкой забавы.