— Садитесь, дон Пабло, — проговорила молодая девушка, указывая на бутаку , на которую гость тотчас же опустился, — я одна, отец и оба брата ушли сегодня еще до рассвета,

— Вы не боитесь, — заметил дон Пабло, — оставаться одна здесь, в глуши, среди бесчисленных опасностей, без надежды на помощь?

— Что же делать? Да и разве я уже не привыкла к такой жизни?

— Ваш отец часто так удаляется?

— Это длится всего несколько дней. Я не знаю, что его тревожит, но и он, и братья кажутся печальными и озабоченными. Они уходят, по-видимому, очень далеко, и когда возвращаются, изнемогая от усталости, то разговаривают со мной очень сурово и мало.

— Бедное дитя! — произнес дон Пабло. — Я могу назвать вам причину их дальних и продолжительных отлучек.

— Неужели вы думаете, что я еще не отгадала ее? — возразила она. — Нет, нет, горизонт слишком потемнел вокруг, чтобы я не чувствовала бури, собирающейся на нас обрушиться. Но, — продолжала она с усилием, — поговорим о нашем деле, мгновения драгоценны. Что сделали вы?

— Ничего, — с унынием отвечал молодой человек. — Все мои поиски были тщетны.

— Странно, — прошептала девушка. — Не могла же эта шкатулка пропасть.

— В этом я убежден так же, как и вы. Но в чьи же руки она попала? Вот что я хотел бы знать.

Молодая девушка задумалась.

— Когда вы заметили ее исчезновение? — спросил минуту спустя дон Пабло.

— Всего несколько мгновений спустя после смерти Гарри. Напуганная шумом битвы и грохотом землетрясения, я почти лишилась рассудка, но все же припоминаю одно обстоятельство, которое может навести нас на верный путь.

— Говорите, Эллен, говорите! Что бы ни пришлось сделать, я готов.

Девушка несколько мгновений смотрела на него с некоторой нерешительностью. Затем она наклонилась к нему, взяла его за руку и произнесла голосом, нежным как пение птицы:

— Дон Пабло, нам необходимо прямо и откровенно объясниться!

— Я не понимаю вас, Эллен, — пробормотал молодой человек, опуская глаза.

— Нет, — возразила она, грустно улыбнувшись, — вы меня понимаете, дон Пабло. Но так и быть, если вы делаете вид, что не знаете, о чем я говорю, то я выражусь так, чтобы между нами не было никаких недоразумений.

— Говорите, Эллен. Хоть я и не подозреваю, о чем идет речь, но предчувствую какое-то несчастье.

— Да, — подтвердила она, — вы правы: несчастье заключается именно в том, о чем я собираюсь вам сказать, если только вы не обещаете оказать мне услугу, о которой я вас умоляю.

Дон Пабло поднялся.

— Зачем притворяться дальше? Если я не могу добиться того, чтобы вы отказались от своего плана, то объяснение, которого вы от меня просите, совершенно бесполезно. Неужели вы думаете, — продолжал он, нервно шагая из угла в угол, — что я не рассматривал тысячу раз со всех сторон то странное положение, в котором мы находимся? Судьба свела нас посредством одной из тех случайностей, которых не может предусмотреть никакая мудрость человеческая. Я вас люблю, Эллен, люблю всеми силами души, вас, дочь врага моей семьи, руки которого еще обагрены кровью моей сестры, убитой им без малейшего содрогания, самым низким образом! Я знаю это, я дрожу при мысли о моей любви, которая в глазах предубежденного света может показаться чудовищной! Что бы вы мне ни сказали, все это я уже не раз говорил себе сам. Но роковая сила несет меня по этой наклонной плоскости. Воля, разум, решимость — все разбивается перед надеждой увидеть вас на одну минуту, обменяться с вами несколькими словами! Я люблю вас, Эллен, люблю так сильно, что готов ради вас пренебречь родными, друзьями, отказаться от всего! Меня попытаются заставить отказаться от этой любви, но я не в силах буду этого сделать.