Но выбора нет, не век же тут за забором сидеть.
Я вывернулся из-за угла, в два прыжка преодолел
расстояние до ближайшего «монолитовца», занес нож… и опустил руку.
Нет, я не был пацифистом из тех, кто не стреляет в спину зазевавшемуся врагу и
не режет спящего супостата при удобном случае. Такие в Зоне просто не выживают. Просто здесь был несколько иной случай.
«Монолитовец» не спал. Его
глаза за стеклами противогаза были широко открыты, и в них плескалось холодное пламя… такое же, как на моем ноже, до лезвия которого дотронулась
старуха.
Я увидел это только сейчас, когда достал «Бритву» из ножен. Внутри ее клинка, изменившего цвет на кристально-лазурный, сверкали и
сталкивались между собой молнии — точно такие же, как на поверхности РЛС, только крохотные. Ослепительные ниточки ломаных росчерков на фоне полосы
идеально чистого неба, которую я сейчас сжимал в своей руке…
Все это — замершие воины Зоны, «Бритва», сверкающая так же, как в тот день, когда она
выпила жизнь из Халка — охотника за головами, и разрыв между тучами над гигантской антенной были элементами одного и того же явления, причин
которого мне, похоже, не понять никогда. Ясно лишь одно. Я тоже каким-то образом являюсь частью этого процесса и вырезать из него что-либо сейчас
просто не имею права.
Тогда я сунул «Бритву» обратно в ножны и побежал вниз с холма. Там, у его подножия, начиналась короткая улица, лежащая между
приземистыми трехэтажными домиками, за которыми возвышался громадный комплекс. Даже отсюда можно было различить внушительные, но слегка покосившиеся
буквы над его входом: «НИИ „Рад…оволна“». Хотя забор стройки оплетался колючей проволокой, институт, в котором четверть века назад ученые в
поношенных ботинках строили оружие, способное поставить на колени весь мир, никак не охранялся…
Я уже бежал по улице, когда за моей спиной
послышались выстрелы. Пока не точные — «монолитовцы», наверно, еще не совсем оклемались после «наркоза». Пули цвиркнули по столбам автобусной
остановки, мимо которой я пробегал. Еще немного — и достанут, расстояние-то не особенно большое.
Я обернулся, оценил обстановку. Так, охрана
стройки пустилась в погоню. Ворота открыты, из них словно тараканы из норы лезут одинаковые серо-бело-зеленые фигуры. Плохо дело.
Я уже совсем
было решил свернуть за ближайший угол трехэтажки, чтобы из-за укрытия при помощи моего АК слегка притормозить наиболее шустрых фанатиков… но
внезапно осознал, что бегу в стремительно сгущающемся тумане, который в мгновение ока скрыл от меня и «монолитовцев», и стройку, смахивающую на
пчелиные соты, и огромную, в полнеба антенну загоризонтной радиолокационной станции.
* * *
Я сделал буквально несколько шагов в мутной взвеси,
слишком плотной для обычного тумана, — и осознал, что уже иду не по разбитому асфальту, а по мягкой поверхности, слегка шуршащей под ногами. Опавшие
листья? Откуда?
Загадка разрешилась быстро. Туман исчез внезапно, так же как и появился. Молочная пелена перед глазами распалась на белесые нити и
растворилась в воздухе… а передо мной вырос ствол исполинского дерева — еще немного, и я приложился бы физиономией о его кору, больше напоминающую
толстенную чешую гигантской рыбы.
Вот это номер! Я осмотрелся — и присвистнул. |