Изменить размер шрифта - +
Но выбора нет, не век же тут за забором сидеть.
   Я вывернулся из-за угла, в два прыжка преодолел  
расстояние до ближайшего «монолитовца», занес нож… и опустил руку.
   Нет, я не был пацифистом из тех, кто не стреляет в спину зазевавшемуся врагу и  
не режет спящего супостата при удобном случае. Такие в Зоне просто не выживают. Просто здесь был несколько иной случай.
   «Монолитовец» не спал. Его  
глаза за стеклами противогаза были широко открыты, и в них плескалось холодное пламя… такое же, как на моем ноже, до лезвия которого дотронулась  
старуха.
   Я увидел это только сейчас, когда достал «Бритву» из ножен. Внутри ее клинка, изменившего цвет на кристально-лазурный, сверкали и  
сталкивались между собой молнии — точно такие же, как на поверхности РЛС, только крохотные. Ослепительные ниточки ломаных росчерков на фоне полосы  
идеально чистого неба, которую я сейчас сжимал в своей руке…
   Все это — замершие воины Зоны, «Бритва», сверкающая так же, как в тот день, когда она  
выпила жизнь из Халка — охотника за головами, и разрыв между тучами над гигантской антенной были элементами одного и того же явления, причин  
которого мне, похоже, не понять никогда. Ясно лишь одно. Я тоже каким-то образом являюсь частью этого процесса и вырезать из него что-либо сейчас  
просто не имею права.
   Тогда я сунул «Бритву» обратно в ножны и побежал вниз с холма. Там, у его подножия, начиналась короткая улица, лежащая между  
приземистыми трехэтажными домиками, за которыми возвышался громадный комплекс. Даже отсюда можно было различить внушительные, но слегка покосившиеся

 
буквы над его входом: «НИИ „Рад…оволна“». Хотя забор стройки оплетался колючей проволокой, институт, в котором четверть века назад ученые в  
поношенных ботинках строили оружие, способное поставить на колени весь мир, никак не охранялся…
   Я уже бежал по улице, когда за моей спиной  
послышались выстрелы. Пока не точные — «монолитовцы», наверно, еще не совсем оклемались после «наркоза». Пули цвиркнули по столбам автобусной  
остановки, мимо которой я пробегал. Еще немного — и достанут, расстояние-то не особенно большое.
   Я обернулся, оценил обстановку. Так, охрана  
стройки пустилась в погоню. Ворота открыты, из них словно тараканы из норы лезут одинаковые серо-бело-зеленые фигуры. Плохо дело.
   Я уже совсем  
было решил свернуть за ближайший угол трехэтажки, чтобы из-за укрытия при помощи моего АК слегка притормозить наиболее шустрых фанатиков… но  
внезапно осознал, что бегу в стремительно сгущающемся тумане, который в мгновение ока скрыл от меня и «монолитовцев», и стройку, смахивающую на  
пчелиные соты, и огромную, в полнеба антенну загоризонтной радиолокационной станции.
   * * *
   Я сделал буквально несколько шагов в мутной взвеси,  
слишком плотной для обычного тумана, — и осознал, что уже иду не по разбитому асфальту, а по мягкой поверхности, слегка шуршащей под ногами. Опавшие

 
листья? Откуда?
   Загадка разрешилась быстро. Туман исчез внезапно, так же как и появился. Молочная пелена перед глазами распалась на белесые нити и  
растворилась в воздухе… а передо мной вырос ствол исполинского дерева — еще немного, и я приложился бы физиономией о его кору, больше напоминающую  
толстенную чешую гигантской рыбы.
   Вот это номер! Я осмотрелся — и присвистнул.
Быстрый переход