Даже лоскута одежды, даже капель крови на
подстриженном газоне, засыпанном землей и мелкими осколками декоративного камня. Тот, кто готовил взрывное устройство, хорошо знал как сделать так,
чтобы после активации его детища никто не смог опознать трупы. Хоронить было нечего… да и незачем. Нужны ли бессмысленные ритуалы тем, кто умер
только что быстро и страшно, — ребенку, его матери и его отцу? Который тоже погиб вместе со своей семьей, но по какой-то странной прихоти судьбы
зачем-то сохранил способность видеть, дышать и двигаться.
Но это все легко поправимо.
Человек повернулся спиной к яме и вошел в дом. Кровь,
капающая из глубокой раны на лице, залила его пиджак и рубашку, но он не обращал на нее внимания — мертвому все равно какого цвета его одежда.
В
гостиной горел камин, возле которого стояли две бутылочки с детским питанием — Майуко предпочитала совмещать полезное с приятным. Она любила
смотреть на огонь… примерно десять минут назад. А еще она любила своего сына и мужа…
— Я иду к вам, — сказал мужчина, опускаясь на колени перед
камином и нажимая на один из камней в его основании.
Камень тяжело подался внутрь, после чего монолитное с виду основание камина медленно выехало
вперед. Внутри него, словно в ящике длинной тумбочки, лежал длинный чемодан, небольшая кожаная сумка и объемистый сверток.
Мужчина достал сверток,
положил на пол и развернул тяжелую, дорогую ткань.
Внутри нее лежали два японских меча. Первый — тот, что подлиннее, — был богато украшен золотом
и драгоценными камнями. Второй, покороче, представлял собой полную противоположность нарядному собрату — черные ножны и такая же черная рукоять,
единственным украшением которой была рельефная кнопка-мэнуки, изображавшая знак инь-ян, пробитый самурайским мечом.
Мужчина достал из ножен
короткий меч.
Именно такими вакидзаси древние воины Японии совершали ритуальное самоубийство, если под рукой не было специального кинжала-
кусунгобу. Теперешний хозяин меча хоть и не был японцем, но считал себя вправе просить древнее оружие, имеющее собственную душу, оказать ему
последнюю услугу.
Клинок меча тоже был непроницаемо-черным, правда, на его поверхности можно было различить гравировку — дракона с жемчужиной в
лапе и цепочку иероглифов.
«Отнимая жизнь у противника, помни — это не самое ценное, что ты можешь у него отнять», — прошептал мужчина…
Когда-то
много лет назад он не смог понять, что имел в виду средневековый мастер, нанося на клинок эти слова. Как жаль, что понимание истинной мудрости
приходит так поздно… и так страшно. Неизвестный противник только что отнял у него тех, чьи жизни были намного ценнее его собственной, но при этом
сам остался в живых.
И это было неправильно.
Мужчина взглянул на ножны. На покрытой черным лаком поверхности дерева были выгравированы еще
несколько иероглифов — строка из стихотворения великого японского воина двенадцатого века Исэ Сабуро, начальника разведслужбы не менее великого
полководца Ёсицуне Минамото: «Того, кто встанет на пути синоби,[1] не защитят ками[2] и будды».
Рука, уже готовая вонзить в живот черный клинок,
осторожно вернула его в ножны. Мужчина понял — прежде чем он отправится следом за своей семьей, он должен совершить важное дело. «Когда уходишь
откуда-то, нужно закрывать за собой дверь и не оставлять мусора», — год назад сказал ему Призрак, белый синоби из клана якудзы Ямагути-гуми. |