— Ладно тебе, хорош привередничать, — буркнул я сам себе под нос, любуясь практически новым автоматом.
Хорошая машинка,
покажите мне того, кто станет с этим спорить. Думается мне, пока есть у нас такое оружие, традиционно обломаются все, кто мечтает понатыкать в
славянскую землю ракетные базы и нагнуть что Россию, что Украину. Потому как, может, мы где-то и притормаживаем по сравнению с остальным мировым
сообществом, но это явление временное, из той серии, что наши люди обычно долго запрягают перед эффектной поездкой на зависть всем остальным.
Да
уж, есть такое свойство у автомата Калашникова: возьмешь в руки — и слово «патриотизм» становится не просто словом, а очень даже весомым понятием,
на все три с половиной кило, что приятно оттягивают руки, привычные к хорошему оружию. Тысяча снорков, ведь звучит же! Что такое патриотизм? А это
не что иное, как тяжесть АК в твоих руках, когда ты находишься на вражеской территории.
Так, теперь о территории…
Я сейчас находился в
относительно узкой полосе леса между дорогой и Свалкой. Позади грохотал бой, набирая обороты, — не иначе бандиты подтянули к блокпосту свежие силы.
А впереди между деревьями можно было различить темную громаду высотой с пятиэтажный дом, по форме сильно напоминающую крепость Сахарова. Я,
продолжая скрываться за корявыми стволами, подошел ближе.
Ну да, кто-то из бандюков определенно побывал на Янтаре, и то, что он увидел, ему сильно
понравилось. Над проржавевшими пожарными машинами, вертолетами и БРДМ, более четверти века назад согнанными сюда со всей Зоны и брошенными навсегда
из-за излучаемого ими радиационного фона, вздымался огромный бронеколпак. Правда, в отличие от убежища ученых, сварен он был далеко не
профессионалами и не разваливался на бронелисты лишь вследствие избыточности конструкции — множество контрфорсов усиливали сооружение. А между
вертикальными стальными ребрами в несколько рядов были прорезаны длинные амбразуры, причем в некоторых из них с моего места можно было различить
короткие стволы неслабого калибра.
— Ничего себе, — пробормотал я. И, рефлекторно вскидывая автомат, обернулся на еле слышный шорох, который в
трескотне выстрелов различить практически невозможно. Скорее, здесь не слух сработал, а нечто другое. Шестое чувство, интуиция, первобытная реакция
на чужой взгляд — не знаю как оно называется, но не одного меня неоднократно спасал этот мистический нюх на человека с оружием.
— Я это, —
негромко сказал Шрам, появляясь из-за кустов. В руках у него уютно пристроился «Винторез», но не тот, что раньше, убитый до невозможности. Взамен
полуживого ветерана наемник бережно держал «нулевый» ствол, можно сказать, только со склада. Понятно. Минут десять назад видел я эту машинку.
Интересно, с ее хозяином Шрам обошелся так же гуманно, как я с бывшим владельцем теперь уже своего АК?
— А старый где? — кивнул я на «Винторез» —
Выбросил?
— Ну ты сказал! — оскорбился наемник. — В плащ-накидку завернул и в схрон определил. «Дождь» же прорезиненная, так что теперь винтовке
точно ничего не сделается. Будет время — заберу, в ремонт отдам. Сейчас в Зоне вояк стволами не обижают, ибо в производстве они копейки стоят. А вот
в плане снаряги им со складов всякое старье отгружают — все равно все они, считай, смертники, так чего добро зазря переводить…
Понятно. |