|
Но вслух сказал: — Чего ж не попробовать. Тем более что, похоже, другого выхода у нас нет. — Ну и добро, — кивнул Лесник, поднимаясь с лавки. — Пошли, что ли, провожу до границы Лиманска. А вы, ребятки, здесь пока посидите. Вернусь — еще побеседуем, благо есть о чем. Я встал со своего места и закинул на плечо автомат. Все было ясно. Зона в лице Лесника сказала свое слово, и идти наперекор ее воле значило умереть самому и погубить спутников. Сомнений не было — такое чувствуется где-то внутри, возле сердца. Необъяснимое ощущение для того, кто не был внутри Периметра. Просто знаешь, как надо поступить, — и всё тут. Старые сталкеры называют это голосом Зоны и не советуют ему противиться. Да и стоит ли сопротивляться, если и сам знаешь — надо. Причем только так, а не иначе. — Ну, бывайте, — сказал я, повернулся и пошел к выходу вслед за Лесником. — Удачи, сталкер, — раздался у меня за спиной голос Меченого. — Удачи, — эхом ему прозвучало пожелание наемника — и мне показалось, что в этот раз его голос прозвучал искренне. * * * Я стоял перед ржавым дорожным знаком. На нем еще остались следы белой краски и черные буквы, по которым можно было разобрать единственное слово, начертанное на жестяном параллелепипеде. «Лиманск». Засекреченный город, которого нет на старых картах генштаба. Город, созданный людьми и превращенный Зоной в гигантскую блуждающую аномалию. Почему именно «Лиманск»? Да кто ж его знает? Словарь, встроенный в мой наладонник, поясняет просто: «Лиманск». Поиск не дал результатов. «Лиман (от греч. λιμεναζ, — гавань, бухта) — мелководный залив при впадении реки в море». Может, Зона и вправду живая? И, как всякое живое существо, не лишена своеобразного чувства юмора. Судя по тому, сколько сталкеров пытались пройти через город-призрак и не вернулись обратно, не является ли Лиманск своеобразным рубежом, где река твоей жизни обрывается навсегда, чтобы раствориться в необъятном море, название которого никогда не узнают живые?.. Хотя это всё, конечно, лишь мои домыслы. Звук шагов Лесника давно уже затих за моей спиной, но его слова все еще звучали в моей голове. «Запомни, парень, — сказал он напоследок. — Не все в жизни решает хороший ствол и меткий выстрел. И личная удача тоже иногда заканчивается. Мне ли не знать…» Шрам вернул мне все снаряжение до последнего патрона. Странный он, конечно, со своими принципами — контракт превыше всего, а между контрактами можно и человеком побыть немного. Ровно до следующего контракта. Впрочем, если задуматься, многие живут так же, «первым делом самолеты, а все остальное — потом». Я стоял, сжимая в руках автомат, и все не решался перешагнуть невидимую черту, за которой медленно и неторопливо клубился утренний туман — слишком плотный, чтобы быть просто туманом. Сплошное облачное молоко, очень похожее на однородную взвесь, в которую шагаешь, покидая борт самолета по команде инструктора «Пошел!». Но здесь команду можешь отдать себе только ты сам. По пути сюда Лесник рассказал, что Лиманск «каждый раз другой, и часто случается в этих местах — вошел человек в туман, и как слизало его. |
