– Простите, доктор, – взяв себя в руки, сказала Ольга Дмитриевна. – Да, конечно… Сейчас… Ну вот, я уже готова.

– Слава тебе, Гос-с-с… – сказал доктор Кизевич, и тут в коридоре раздался какой-то глухой шум.

Доктор Кизевич негодующе вскинул руки в тонких хирургических перчатках и повернул голову, прислушиваясь.

Ольга Дмитриевна тоже напрягла слух и пришла к выводу, что шум доносился, пожалуй, все-таки не из коридора, а с лестницы, которая вела из подвала особняка наверх, в жилые помещения барона. Шум был странный: похоже, на лестнице дрались, нанося друг другу тяжелые удары, сладострастно хэкая, вскрикивая, невнятно ругаясь и дробно скатываясь вниз по крутым ступенькам.

– Черт знает что, – возмущенно сказал хирург. – Это какой-то сумасшедший дом! Перепились они там все на радостях, что ли? Так ведь радоваться как будто нечему…

Его гневная тирада была прервана резким звуком, больше всего напоминавшим выстрел. Ольга Дмитриевна вздрогнула, а бесстрастное изваяние в одежде медицинской сестры позволило себе неторопливо повернуть голову и вопросительно посмотреть на своего шефа.

– Странно, – сказал Кизевич. – Очень странно…

Сестра, заприте-ка дверь на задвижку! Похоже, что операцию действительно придется отложить. А впрочем, к черту! Каждый должен заниматься своим делом. Это я не вам, сестра, это я себе. Заприте, заприте дверь, не хватало мне еще пьяных варваров в операционной… Наркоз, коллега!

В коридоре снова раздался глухой шум борьбы, потом что-то с огромной силой ударило в дверь, которая открывалась наружу. От этого удара дверная филенка треснула.

Что-то с шорохом сползло по двери на пол, потом послышался звук, который получается, когда по цементному полу волоком тащат мешок с картошкой, и дверь распахнулась в тот самый момент, когда рука сестры прикоснулась к задвижке.

На пороге возник высокий и широкоплечий мужчина лет пятидесяти, одетый в джинсы и светлую рубашку с короткими рукавами, высоко открывавшими мускулистые загорелые руки.

Рубашка на правой половине его груди была слегка забрызгана чем-то красным, как будто мужчина невзначай испачкался, заправляя авторучку. Кроме этих брызг, ничто в облике незваного гостя не указывало на то, что он только что принимал живейшее участие в драке, но Ольга Дмитриевна не сомневалась, что драка была вызвана именно его визитом, поскольку никогда прежде не встречала этого человека среди приближенных цыганского барона.

– Что это значит, черт возьми?! – возмутился доктор Кизевич, который не был посвящен в местные тонкости и решил, по всей видимости, что имеет дело с пьяным охранником. – Вы что, не видите, что здесь больной? Вон отсюда! Не-мед-лен-но!

Этот взрыв эмоций не вызвал у незнакомца никакой реакции. Он быстро окинул помещение цепким взглядом прищуренных глаз, удовлетворенно шевельнул усами, отодвинул в сторону стоявшую на дороге операционную сестру, словно та была табуреткой или, в крайнем случае, манекеном в одежде медсестры, и двинулся к импровизированному операционному столу странной, одновременно скользящей и пружинистой походкой крупного хищника. Его поведение подтвердило самые худшие предположения Ольги Дмитриевны: похоже было, что у безымянного Баклана наконец отыскался родственник. Она поспешно отступила в сторону, жалея о том, что не умеет проходить сквозь стены.

Доктор Кизевич никак не мог уразуметь, что происходит. Как всякий хирург – ив особенности высокооплачиваемый, – он привык к тому, что в операционной все его распоряжения выполняются беспрекословно.

Бесцеремонное вторжение септического незнакомца в святая святых возмутило его до глубины души, и он бросился наперерез наглецу, по-петушиному выпятив грудь и привычно держа немного на отлете обтянутые стерильными перчатками руки.