Она подняла с пола пистолет и следом за мной запрыгнула на подоконник.

52

Едва мы успели спуститься по решетке вниз и, пригнувшись, нырнуть в плотную тень инжирного дерева, как услышали скрип автомобильных тормозов, хлопки дверей и топот ног. Кто-то громко постучал в дверь на крыльце, затем, кажется, добавил ногой.

Хорошо, что офис не был огорожен забором, и мы, стараясь не задевать низкие ветви фруктовых деревьев, беспрепятственно уходили в ночь, наполненную треском цикад, пока путь нам не преградила скальная стена.

Мы, насколько смогли, поднялись наверх и, лежа на холодной каменной площадке, стали наблюдать за офисом. Рядом с входной лестницей стояли две легковые машины — девяносто девятый «жигуль» и серебристый «БМВ», на котором мы приехали. Иномарку внимательно и осторожно осматривали двое мужчин, открывали дверцы, багажник и капот, заглядывали под днище, стучали ногой по колесам. Еще один человек курил, стоя перед железной дверью в свете тусклой лампочки. Четвертого я узнал по коренастой фигуре и коротким кривым ногам. Это был Самуил. Он торчал поодаль, шагах в пятидесяти от офиса, и, кажется, говорил в трубку радиотелефона.

До нас долетел знакомый лязг засова, и мы увидели, как открылась дверь офиса. Оказывается, на «жигуле» примчались пятеро. Пробираясь через сад, мы не заметили, как один из мужчин влез по решетке в окно офиса. Он и открыл дверь изнутри.

Я не видел лица Анны, но слышал рядом с собой ее частое дыхание. Она была взволнована, конечно, тем, что нам пришлось пережить и узнать за последние полчаса. Я же был больше озабочен проблемой возвращения в цивилизованный мир.

Через минуту из дома на крыльцо вышел охранник, с которым я так негуманно поступил. Должно быть, на нервной почве он все время как-то странно двигал руками, словно отдирал от них что-то невидимое, как алкоголик стряхивает с себя зеленых чертиков. Следом за ним под руки вывели Крокодила. Монитора на его голове уже не было, но лицо Альгиса, даже в слабом свете лампочки, блестело от крови.

Вскоре под нами среди деревьев вспыхнули огни фонарей. Похоже, что нас принялись искать по-настоящему. Анна нащупала в темноте мою руку и крепко сжала ее. Ей было страшно. Она устала. Этим движением она умоляла меня не испытывать больше судьбу и как можно быстрее уносить отсюда ноги.

Не выпрямляясь в полный рост, я отполз назад и стал рассматривать стену, залитую голубоватым лунным светом. При наличии трех десятков метров веревки, десятка крюков и карабинов взобраться на эту стену было бы делом элементарным даже для Анны, привыкшей передвигаться только по горизонтальной плоскости. За неимением страховки приходилось рассчитывать только на везение — Анна была спортивной девушкой, весьма отважной, но малоопытной, а этого набора качеств было вполне достаточно, чтобы быстро распрощаться с жизнью.

Я потянул ее за ногу. Пятясь, она подползла ко мне и неожиданно обняла за шею и крепко поцеловала. «Плохой признак», — подумал я. Запас ее женского мужества, извините за каламбур, иссяк. Женщина хочет любви и ласки, когда подсознательно ищет защиты.

«Плохой признак? — размышлял я над своим выводом, когда мы отыскали темный, как шахта, камин с гладким, отшлифованным весенними и дождевыми потоками дном и пошли по нему вверх. — Что ж плохого в том, что Анна, вопреки всему, остается женщиной, что способна, как прежде, по-женски чувствовать и реагировать на эту жизнь? Мне, конечно, было бы лучше, чтоб на ее месте оказался мужик, умеющий, как и я, в нужном месте и в нужное время ломать челюсти». Мне было бы лучше? — Подай мне руку, — попросила Анна.