Было бы безопаснее послать фургоны разными маршрутами, чтобы они подъехали к окружённому драконами особняку поодиночке, не таким очевидным конвоем. Но одновременно контролировать разум Сронтера поблизости и ещё шестерых кучеров и грузчиков там вдалеке, чтобы те правили фургонами как обычно, и так оказалось слишком сложно.

Сложно, но необходимо.

Когда фургоны приблизятся к месту назначения, будет крайне неразумно позволять желающим увидеть пускающих слюну, странно ковыляющих мужчин с пустым взором — учитывая, что под полотном каждого фургона скрывалось парящее тело созерцателя-нежити, которое должно было попасть в своё новое логово в доме Дардулкина.

Мэншун пытался не думать о том, что случится, когда они прибудут. Ему только что пришлось усыпить Сронтера, надеясь, что никто не явится и не начнёт стучать в двери закрытой лавки — да, алхимики обычно вели дела в любое время суток, но сейчас был самый тёмный и холодный час глубокой ночи — и разбудить далёкого Дардулкина, чтобы тот наложил скрывающую магию, прежде чем Мэншун отправит свою волю к далёким тиранам смерти, к одному за другим, и заставит их двигаться. Он сомневался, что даже самый густой морской туман сможет скрыть от слежки боевых магов что-то настолько заметное, как созерцатель размерами больше человека.

Первый фургон был всего в двух улицах от особняка, только что возникнув в поле зрения его последнего прорицательного ока, сотворить которое он заставил Дардулкина, прежде чем погрузить его в сон.

Фургон возник в поле зрения, но замедлил ход, когда из боковой улицы выехала телега золотаря, чтобы преградить ему путь.

Мэншун безмолвно проклял все фургоны с дерьмом и золотарей, которые ими управляли, напомнив себе, что он не может позволить себе сделать что-нибудь с этим препятствием…

Расшатанный старый фургон золотаря остановился ровнёхонько поперёк улицы, и по бокам от него возникли пешие люди. Их было слишком много для золотарей или горожан, выносящих ночные горшки.

Уже не говоря о том, что простые горожане не носили кольчуги и шлемы драконов, и их не сопровождали боевые маги, сжимающие в руках волшебные жезлы.

О нет. Нет нет нет нет!

Мэншун ударил сжатыми кулаками по подлокотникам кресла и пылающими глазами уставился в прорицательные сферы.

Обвинят по-прежнему Дардулкина, да, но они ведь обнаружит его тирана смерти.

По крайней мере, первого; он уже заставил остальных кучеров свернуть в сторону и направиться к докам, первому пункту назначения в длинном маршруте, который по отдельности приведёт их к задним дверям Сронтера.

Драконы выкрикнули двум фургонщикам резкие приказы. Остановиться — что те уже сделали — слезть с фургона и отойти в сторону. Солдаты уже взяли поводья передних лошадей в упряжке.

Мэншун подавил гнев, попытавшись не обращать внимание на сильную и возрастающую пульсацию боли в голове, вызвал нужное ему заклинание на поверхность своего разума, сотворил его, но крепко сжал, придерживая — «подвесил», как говорили встарь — и бросил свой разум от неожиданно споткнувшегося кучера к тому, что ожидало в тёмных глубинах фургона.

Боевой маг призвал яркий свет, резкий, белый, заполнивший всю округу, заставив лошадей зафыркать и забить копытами.

Драконы устало забрались на подножку фургона, откинули засов на его дверях и распахнули их, спрыгнув вниз. Затем другая пара драконов взобралась на подножку и откинула брезент.

Открывая свету его гниющий, зияющий провалом пасти, десятиглазый секрет — который сразу же перестал быть секретом.

* * *

— Она освободилась! — проревел позади них Мирт, пытаясь найти в лёгких достаточно воздуха, чтобы одновременно кричать и бежать. Он, конечно же, отставал. Ненамного опережавшие его Шторм, Рун и Арклет вылетели на Променад.