|
И находилась ему и работа, и койка, — и так шли годы, и не то чтобы не надоедала Василию эта жизнь, но другой он просто не знал и почти не задумывался о том, что мог бы жить как-то иначе. Так жили все его дружки — так или хуже, потому что у других не было его силы и здоровья, его молодости и уверенности в себе, его бесстрашия. Бывали в его жизни минуты отчаянные, почти безнадежные, но и тогда он не пугался, не терял уверенности в том, что все обойдется… И все обходилось — хотя случалось ему и в море тонуть, и в тайге замерзать, и проваливаться под лед вместе с грузовиком.
И в бурной этой жизни как-то не находилось у него ни времени, ни желания как следует задуматься о том, что же дальше будет. Все считали его человеком сильным, удачливым, Василий охотно соглашался с ними, и другого в жизни ему как будто и не надо было. Правда, случались минуты, когда начинало казаться ему, что жизнь его — не такой уж и «блеск», и порой он невольно завидовал тем, кто живет спокойно, в своем углу, и в жизни их, расписанной вперед на годы, все ясно и просто, и не надо думать о том, что будет завтра или через месяц, завидовал их женам, друзьям, — постоянным, а не временным, — даже чистым постелям и надраенным ботинкам. Но выпадали такие минуты редко — если уж очень донимали холод и сырость, забулдыжные компании и никчемные людишки, с которыми поневоле приходилось жить бок о бок, жилястые столовские гуляши и похмельные пробуждения по утрам. И проходили такие минуты скоро — нытиков и хлюпиков Василий терпеть не мог и в компанию к ним записываться не собирался. Сейчас он возвращался с Севера, с золотых приисков. Василий не совсем еще отошел от тяжелейшего старательского лета, от долгих северных дождей и гнуса, тело его еще густо полнилось непроходящей усталостью, но впереди уже заманчиво маячили месяцы веселой, свободной жизни. Как всегда, планы у него были самые неопределенные — добраться до Москвы, прибарахлиться немного, пару дней покуролесить в ресторанах, потом — куда-нибудь на Юг, погреться на солнышке. А дальше — видно будет… Загадывать надолго Василий не любил. Пока деньги не выйдут — гульнет как следует… Вся жизнь Василия резко ломалась на такие вот периоды. «Жизнь — как зебра, — любил со смешком говорить Василий. — Полоска черная, полоска белая». И не то чтобы черной полоской представлялась ему работа, а белой — гульба. Просто разные были времена, только и всего. Работать так работать, чтобы чертям тошно стало, а гулять так гулять, чтобы дым коромыслом. И, наверно, была бы эта осень как и все остальные, но случилось вдруг, что их самолет посадили за две тысячи километров от Москвы, — не было погоды, — и объявили, что придется задержаться здесь до утра. И как только объявили это и сказали название города, Василий сразу вспомнил, что здесь живет женщина, с которой он полтора года назад провел месяц на Юге, — самая необыкновенная и непонятная из всех встреченных им женщин, — и, не раздумывая, решил повидать ее. Адреса, конечно, у него не было, но он знал о ней достаточно, чтобы разыскать ее. Новожилова Татьяна Георгиевна, родилась в одна тысяча девятьсот тридцать девятом году в Рязани, — этих сведений вполне хватило для того, чтобы в справочном бюро ему выдали бумажку с адресом и подробнейшими объяснениями, куда и на чем ехать. Бумажку Василий взял, объяснения выслушал вполуха — таксист довезет. Машина осязаемо качнулась под тяжестью его тела, когда Василий влез в нее с коробкой наилучших конфет и бутылкой коньяку. Шофер с уважительным одобрением покосился на него: — А и здоров ты, парень. — Ничего, есть маленько, — согласился Василий. — Куда ехать? — Прямо, — Василий махнул рукой. — Покажи, что у вас за город. |
