В мгновение ока он выхватил из сапога нож. Выпрямившись, он обхватил Леонору рукой за шею и поднес острый, словно лезвие бритвы, нож к ее горлу.
Все находившиеся в зале застыли от изумления. Недопустимой казалась сама мысль о том, что какой-то горец посмеет осквернить прекрасную англичанку своим грязным прикосновением. При виде его окровавленных рук, оставляющих на ее нежной коже пятна крови, все вокруг ахнули и оцепенели.
Взоры присутствующих устремились сейчас на Леонору и Диллона, и в этот момент лорд Уолтем выкрикнул:
– Немедленно отпустите мою дочь!
– Отпущу, но не раньше, чем мои братья окажутся на свободе! – ответил Диллон тихо, но с угрозой в голосе.
Лорд Уолтем в отчаянии повернулся к воинам:
– Отпустите горцев.
Воины отступили, но английские дворяне, продолжавшие удерживать близнецов, отказались последовать их примеру.
– Эссекс! – окликнул герцога лорд Уолтем. – Разве вы не слышали? Немедленно отпустите этих людей, чтобы моей дочери не пришлось выносить новые унижения.
– Может быть, этот горец глуп, но даже глупец должен понимать, что ему не удастся покинуть этот замок даже под таким прикрытием, как леди Леонора. Сначала ему придется встретиться с мечами сотни наших воинов. А если это его не остановит, горцу предстоит проехать несколько сотен миль по английской земле. – Эссекс презрительно расхохотался. – Неужели вы не понимаете, Уолтем? Отпустив его братьев, мы развяжем ему руки для мести, тогда он безнаказанно сможет причинить зло вашей дочери. Вы же видите этих троих. Хотя они и притворились, что отдали нам все свое оружие, кинжалы они оставили у себя. А сколько еще оружия у них припрятано?
Лорд Уолтем повернулся к горцу, который стоял недвижимо, как статуя, приставив нож к горлу девушки, замеревшей от страха.
– Во имя всего, что есть на земле святого, умоляю вас отпустить мою дочь, и это происшествие будет навсегда забыто.
– Это говорите вы, лорд Уолтем. – В голосе Диллона слышалось безжизненное спокойствие. – Но я хотел бы услышать это и от остальных.
Лорд Уолтем повернулся к герцогу Эссекскому:
– Умоляю вас, Эссекс. Прекратите это безумие.
– Мы отпустим его возлюбленных братцев, – ответил Эссекс, – как только горец поставит свою подпись под условиями мирного договора, которые уже подготовлены.
Он бросил через зал свиток пергамента. Епископ подобрал его и передал хозяину замка.
Лорд Уолтем прочитал свиток, затем резко поднял взгляд.
– Кем составлен договор?
– Он составлен по просьбе короля, – уклончиво ответил Эссекс.
– Нет. Эдуард ни за что не вызвал бы сюда горцев, замышляя подобное предательство. – Лицо лорда Уолтема исказилось от гнева. – Это заговор.
– Это не заговор. Скорее, горец, ставь свою подпись на пергаменте… – Эссекс сильнее сжал Шо, приблизив лезвие своего кинжала к нежному горлу юноши настолько, что струйка крови запятнала перед его одежды. – Иначе тебе придется наблюдать, как я изрежу твоего драгоценного братца на куски.
Все в зале содрогнулись, увидев, каким яростным стало лицо Диллона. Его темные глаза загорелись опасным огнем. Когда он заговорил, голос его прозвучал холодно, пронзая всех и каждого, подобно ножу, который горец все еще держал в руке.
– Англичанин, ты определил судьбу женщины. – Раньше, чем кто-либо успел помешать ему, Диллон перекинул Леонору через плечо, словно мешок зерна, и побежал по ступенькам, что вели к выходу из большого зала. Повернувшись к потрясенным зрителям, он прокричал: – Что бы вы ни сделали с моими братьями, та же судьба ждет и эту женщину. |