– Может быть, теперь вы развяжете меня? Или мне придется терпеть это весь остаток нашего путешествия?

Не отвечая ни слова, он отвернулся от окна и ножом разрезал ее путы. Оказавшись на свободе, она начала растирать запястья. Он тут же взял одну из ее рук в свою и внимательно осмотрел. При виде синяков, кольцом выступивших на ее руках, Диллон на мгновение почувствовал раскаяние и сожаление.

– Простите меня, миледи. Я не хотел причинять вам боль.

– Да, как же. Именно поэтому вы и связали меня так крепко.

Чувство вины исчезло, уступив место приступу ярости.

– Не забывайте, что вы сами в этом виноваты – Он отбросил ее руку и прошел к двери. – Вы для меня не гостья, а пленница. И я клянусь сделать все необходимое для того, чтобы вы не сбежали.

– Может быть, вам придется убить меня, – поддразнила она, поднимаясь на ноги.

Он, помедлив у двери, повернулся к ней.

– Если будет необходимо, будьте спокойны, миледи, я сделаю это без колебаний.

И вышел из комнаты, а ей оставалось только последовать за ним.

Арендатор, который, вероятно, только что вернулся с полей для полуденной трапезы, сидел за столом. Он поднял на них глаза. Жена, стоявшая позади него, раскладывала по мискам остатки завтрака. Два маленьких мальчика с голодным блеском в глазах следили за ней.

Леонора почувствовала, что ее захлестывает стыд. Она-то съела все, чем ее угостили, не подумав, что отнимает кусок у детишек. Возможно, теперь этим беднякам придется голодать до завтра – и все потому, что они были добры к ней.

– Благодарю вас за еду и кров, – сказал Диллон, обращаясь к арендатору и его жене. – И особенно – за целительное снадобье. Оно мне очень помогло.

Женщина застенчиво улыбнулась ему, затем отвела глаза.

Сунув руку в карман, Диллон вытащил несколько золотых монет и протянул их мужчине.

– Не нужно мне твое золото, – запротестовал хозяин.

– Возьми ради своих ребятишек.

Мальчики уставились на незнакомца округлившимися глазами, а их мать бросила на мужа умоляющий взгляд, но, очевидно, гордость не позволила ему принять плату.

– Нет. Я сделал бы это для любого из своих друзей.

– Тогда, – ответил Диллон, – если ты не хочешь брать мое золото, прими мою руку.

Мужчины пожали друг другу руки в знак дружбы. Краешком глаза Диллон заметил, как Леонора сняла с шеи золотую цепь, на которой покачивался аметист размером с куриное яйцо. На мгновение бесценное украшение сверкнуло, освещенное пламенем очага. Когда девушка решила, что никто на нее не смотрит, она протянула руку к младенцу, спящему в колыбельке.

Заметив, что на нее тут же вопросительно глянула молодая женщина, она промолвила:

– Какой чудесный ребенок, Антея. Это девочка?

Женщина кивнула, довольная, что англичанка заметила малышку.

Когда рука Леоноры выскользнула из колыбельки, в ней уже ничего не было. И золотая цепочка, и драгоценная подвеска были надежно спрятаны в домотканых лоскутах, заменявших пеленки.

– Нам пора, – окликнул ее Диллон.

Леонора вышла из хижины следом за ним. Арендатор поспешил в лес и вернулся, ведя в поводу их лошадь.

– Я накормил ее и вычистил, – сказал крестьянин. – И прятал там, где ее не найти ни одному английскому воину.

– Еще раз благодарю тебя, Броди из Морейшира.

– Счастливо доехать, – ответил арендатор. Диллон вскочил в седло, затем поднял Леонору и усадил ее перед собой.

Когда они отъехали от хижины, он сказал:

– Я видел, что вы сделали, миледи.