|
Понимаешь, я брякнула сегодня, что знакома с сыном Дорошина, и меня прислали делать репортаж и особо оговорили, что должно быть интервью твоего отца перед спектаклем… - Исключено, - отрезал я. - Погоди, ты не дослушал, - она нетерпеливо притопнула ногой. - В этом же вся фишка, чтобы именно перед спектаклем, а не после него. После спектакля всегда легко говорить, потому что главное уже позади, и в материале никакого драйва нет. Уже понятно, приняла публика спектакль или нет, успех это или провал. А вот до него, перед самым началом, когда и на лице, и в голосе жуткое волнение и совершенно непонятно, чем все кончится… - Катя, - остановил я ее, - ты можешь брать интервью до начала у режиссера, у дирижера, у капельдинера, у гардеробщика, у черта лысого, но только не у певца. Это совершенно исключено. Отец ни с кем не разговаривает, пока не споет свою партию. Он никому и никогда не дает интервью, пока не опустится занавес. - Но ты же можешь с ним поговорить. - Нет. Ты меня только для этого вызвала? Я начал сердиться. - Не только, у меня еще есть вопросы. Говорят, что в постановке использованы элементы авангарда. Это правда? Элементы! Это еще слабо сказано. Вся постановка - сплошной авангард, нечто подобное я видел только один раз, когда в «Риголетто» все персонажи, кроме затянутого в красное трико шута, были одеты в черные сюртуки конца девятнадцатого века, а по сцене, начисто лишенной каких бы то ни было декораций, постоянно катали туда-сюда красный гробик на колесиках. В нашей стране авангардный театр слегка протянул свои шаловливые ручонки к классической опере в Большом театре, где в «Набукко» просматривались некие аллюзии с нацизмом, потом слегка порезвился на «Травиате» в Новой опере, а потом и вовсе вошел в моду. Любителей и ценителей оперы сегодня не так много, а вот театралов, интересующихся авангардом, - пруд пруди, и они-то точно будут ходить на спектакль. И режиссера пригласили именитого, Вернера Фрая, аж из самой Австрии. За Фраем тянулся длинный шлейф громких скандалов, связанных с отсутствием взаимопонимания между ним и исполнителями, как дирижерами, так и певцами. Он уже «обавангардил» на западных сценах около десятка опер, в том числе и «Пиковую даму», и «Фауста», и даже «Силу судьбы», теперь вот и до России добрался. Я не был ни на одной репетиции, но мама исправно ходила на все и потом подробно пересказывала мне нюансы, так что у меня было ощущение, будто спектакль я уже видел по меньшей мере раз десять. Если попытаться выразить мои ощущения двумя словами, это был «полный караул». Я так и объяснил Катерине. - А с режиссером ты лично знаком? - Извини, не удостоился, - усмехнулся я. - Зато могу составить протекцию у директора театра: когда я был маленьким, я часто сидел у него на коленях. Она уловила издевку, и по ее выразительному личику было отчетливо видно, что она быстро решает задачку: обижаться на меня или не стоит. С одной стороны, я откровенно хамил, но с другой - я еще могу быть полезен. Интересы дела возобладали, и Катя задала следующий вопрос: - А твоя мама знакома с режиссером? - Знакома. Я не стал вдаваться в объяснения, что мама не просто ходила на все репетиции, она еще и пользовалась любезным вниманием скандально известного режиссера как, во-первых, красивая и разбирающаяся в вокале женщина, а во-вторых, супруга единственной в данном ансамбле исполнителей звезды мирового класса, каковой является мой отец. |
