– Так мне и сказали. – Филипп покосился на Гейба, потом его взгляд снова скользнул по лицу Келси и остановился за ее спиной. Келси поняла и, отступив в сторону, повернулась.
– Папа только хотел убедиться, что я действительно хорошо себя чувствую, – начала она.
– Разумеется, – кивнула Наоми. Руки ее так и остались висеть вдоль тела. – Здравствуй, Филипп.
– Здравствуй, Наоми. Прекрасно выглядишь.
– И ты тоже.
– Я… Мне… – Келси пыталась придумать что-то такое, чтобы поскорее преодолеть неловкость момента. – Ченнинг сейчас в конюшне. Хочешь пойти со мной, па? Тебе понравится, как он работает, а увидев тебя, он вообще будет стараться за троих. На это стоит взглянуть, честное слово…
Она замолчала и беспомощно посмотрела на Гейба.
– Я уверена, что ты хочешь поговорить с Келси, – сказала Наоми. – Я как раз собиралась в конюшню – у меня там дела. Я скажу Ченнингу, что вы оба здесь.
– Нет, я… – неуверенно начал Филипп, но справился с собой и закончил твердо:
– Я приехал сюда, чтобы поговорить с тобой. Если у тебя найдется время.
– Хорошо.
– Пошли прогуляемся, – негромко пробормотал Гейб, подхватывая Келси под руку.
– Просто не знаю, с чего начать, Наоми. Гейб.., мистер Слейтер рассказал мне все. От начала и до конца, – добавил Филипп, чувствуя, как опять заныло сердце. – Он был настолько любезен, что дождался меня, пока я заходил к Милисент. Я должен был поговорить с ней, прежде чем ехать сюда.
– Я понимаю.
– И снимаешь? – Филипп медленно просунул пальцы под очки, отчего они задрались на лоб, и с силой потер глаза. – А я – нет. Не могу понять. Она причинила нам всем столько зла, столько страданий, и все же, когда я встретился с ней, она ни о чем не жалела и не отступала. Несгибаемая Милисент… Он опустил руки.
– Все, что она сделала, она по-прежнему считает совершенно необходимым и неизбежным. И не более того. Из-за нее погибли люди, но она не чувствует себя виноватой. Ни перед ними, ни перед тобой.
– Это тебя удивляет? Филипп Байден поморщился.
– Она остается моей матерью, Наоми. Даже теперь, когда я все знаю. Я придумывал для нее тысячи извинений, но ни одно из них не искупает ее вину… Всего, что она сделала. И что сделал я…
Он снял очки, повертел в руках, потер переносицу и снова надел их.
– Самое главное, я не знаю, что мне сказать тебе.
– Ничего не надо говорить. Все в прошлом, Филипп.
– Я подвел тебя. Пусть это было много лет назад, но я подвел тебя. Предал.
– Нет. Одно время я тоже так думала. Это помогало, но это не соответствовало действительности. Просто я была не такой, какой ты хотел меня видеть. И что бы ни совершила Милисент, ее нельзя за это винить. Она лишь сделала все возможное, чтобы ты осознал тот простой факт, что я другая, не такая, какой ты меня себе воображал. Вот за это она несет ответственность – и больше ни за что.
– Она могла устроить так, чтобы ты не попала в тюрьму.
– Да, могла.
– А что она пыталась сделать сейчас? С тобой, с Келси? – У него перехватило дыхание, когда он вспомнил избитое, распухшее лицо дочери. – Боже мой, Наоми, ведь Келси могла погибнуть!
– Но она не погибла. Она сумела защитить себя. И меня тоже.
Наоми внимательно изучала Филиппа и видела в его глазах затаенную боль, а за ней – растерянность и непонимание.
– Я не могу настаивать, чтобы ты не думал о том, о чем думаешь сейчас. |