Когда хозяин «Розы и якоря», присев на корточки, сорвал с глаз повязку, грянул громовой хохот.

— Он нашел грязь! — заорали все дружно. — Он вляпался в грязь! — И снова затрубил рожок.

Когда Марк Льюворн, шатаясь, поднялся на ноги, полуслепой, с выпачканными руками, взгляд его упал прямо на Амиота, хрустевшего яблоком, и он рванулся к молодому человеку с воплем: «Это твоя работа, это ты все подстроил!» Наклонившись, хозяин «Розы и якоря» схватил таз и швырнул им в Амиота. Но таз попал в лампу, и все погрузилось во тьму.

Это был настоящий ад: ругань, хохот, звон бьющегося стекла. Мэри, услышав, что они ломятся на кухню, в ужасе выбежала со двора на улицу и дальше, на большую дорогу. Она не разбирала пути — лишь бы скрыться от пьяных выкриков.

Вынырнув из тумана, к ней приближалась лошадь, впряженная в экипаж, и Мэри рванулась туда, крича что есть мочи:

— Идите скорее и разнимите их! Они дерутся, там, в гостинице!

И тут она узнала лошадь — Капитана, и мистера Дингля, кучера, сидевшего на козлах. А человек, вышедший из кареты и обнявший ее за плечи, был не кем иным, как доктором Карфэксом, который чудесным образом совершенно неожиданно пришел ей на помощь.

ГЛАВА 29 «…Лишь зелье мне покоя не дает»

Не море бурное меня гнетет —

Лишь зелье мне покоя не дает.

Мистер Трежантиль, держа в руке наспех сделанный сандвич с ветчиной, как мог отвечал на вопросы доктора, прежде чем они отправились в карете из Тресаддерна в сторону «Индийской королевы»: им предстояло подниматься по крутому склону холма. Трежантиль упорно утверждал, что все шло хорошо, пока Амиот и Мэри не исчезли из церкви Сент-Колумб. Предыдущий день они провели чудесно, если не считать того, что бретонский парень решил вдруг щегольнуть знанием истории, которую явно не знал. А поскольку ему случайно удалось отыскать вход в укрепление и догадаться, где можно найти воду, он начал разыгрывать из себя главного — к счастью, недолго. Вечер прошел без всяких событий. Нет, он ничего не знал про депешу от миссис Льюворн; правда, теперь ему кажется, исходя из того, что сказала им миссис Полвил, что Амиот получил письмо. Сам он был так занят тем, чтобы ветчина не попала в котелок, что у него не осталось времени ни на что другое. Все участники экскурсии устали и потому рано удалились на покой.

— И вообще, Карфэкс, — продолжал рассерженный Трежантиль, — вы вечно делаете меня козлом отпущения, что бы ни случилось с молодым Амиотом. Это уже не в первый раз. Что же касается миссис Льюворн, то я ее, к счастью, в глаза не видел с того злополучного дня, когда мы встретили ее в Вудгейт-Пилле и вынуждены были проводить обратно через Пенквайт. — Мистер Трежантиль откусил еще кусок от сандвича с ветчиной, одновременно пытаясь снять промокшие туфли.

— Бог с ним, с Вудгейт-Пиллом, — сказал доктор, — там случилось много неприятного. Скажите лучше, отчего вы не сообщили мне, возвращая мои бумаги, что мать Бозанко была Хоэль?

— Я сделал это в сноске! — воскликнул изумленный мистер Трежантиль. — Но какое отношение это имеет к нынешней ситуации? Что тут общего?

— Ничего, — ответил доктор, — или, скорее, всё. Мы имеем дело с тем, что выходит за пределы нашего понимания, друг мой, и по этой причине не можем пренебрегать совпадениями. Вы хотите сказать, что собака — тоже случайность?

— Собака? Какая собака?

— Собака, которую юный Джонни отдал Амиоту, а Амиот — миссис Льюворн и которая носит имя — да сжалятся над нами небеса! — Пти-Крю!

Мистер Трежантиль уставился на доктора, ничего не понимая.