— Я больше не был уродом! Меня преобразила кровь… Продолжать рассказ?
— Да, — глухо проговорил Леофрик.
— Время от времени я выбирался на охоту, — теперь Килдор задумчиво тянул слова, словно припоминая какие-то малозначительные, но приятные эпизоды. — То тут, то там. Ловил каких-то путников, которых все равно никто не стал бы искать. Мне не требовалось часто пить кровь. Я просто хотел дожить до того дня, когда ты вернешься в свой замок. А я знал, что ты сюда вернешься. Тут осталось слишком много воспоминаний. Ты непременно захотел бы покончить с ними. Ты всегда подчищал за собой любую грязь. Наверное, хочешь жениться, завести детей и завещать им свою безупречную репутацию?
И откинув назад голову на длинной тонкой шее, Килдор громко, визгливо расхохотался. Леофрик глядел на него и дивился сам себе: он не испытывал сейчас ровным счетом ничего. Даже страха. Даже досады. Ему даже не было интересно. Все встало на свои места, вот и все.
В этот момент краем глаза граф увидел, что на пороге появилась гигантская фигура киммерийца. Увлеченный своим рассказом и упоенный мгновениями сладкой, долго лелеемой мести, Килдор не заметил нового врага. Он смеялся, и из угла его рта текла кровавая слюна.
— Кром! — взревел Конан, бросаясь вперед и занося меч над головой упыря.
Килдор обернулся, гибким движением отскочил в сторону — но киммериец, казалось, знал заранее, где окажется его противник спустя мгновение, и нанес удар именно туда. Голова как будто сама собой подпрыгнула над плечами, затем зависла в воздухе, отделенная от тела доброй сталью, завизжала и покатилась по полу, бессильно лязгая зубами. Конан отпрыгнул и нанес еще несколько рубящих ударов. Рассеченная надвое, голова стихла. Ненависть в горящих глазах погасла, а затем они помутнели и подернулись пеленой.
Тело исходило кровью. Оно лежало на полу, дергаясь, как шланг, вырванный из полной бочки. Во все стороны хлестала густая, черно-красная кровь. В комнате стоял невыносимый запах тления.
— Бежим! — крикнул Конан, хватая Леофрика за руку, но тот не двинулся с места.
— Я вызвал это чудовище на свет, я должен и отправить его во тьму, — проговорил он.
— Я уже отправил его во тьму, — возразил киммериец. — Уходим отсюда! Мы уже и без того запачкались. От волос теперь целый месяц будет смердеть тухлятиной.
Он силком потащил графа к выходу.
Башня начала оседать. Уворачиваясь от падающих камней, Конан и остальные бежали прочь. Граф задыхался — киммериец почти силой тащил его за собой. Маленький Дакко вцепился в одежду Аллека и верещал, как обезьянка. Танет удирала, подхватив длинные юбки и бесстыдно сверкая округлыми ляжками, однако сейчас ее прелести ни на кого не производили впечатления, да и сама она вряд ли об этом думала.
Они успели отбежать от башни на несколько шагов, когда откуда-то из земных глубин, пробивая каменную кладку подвала, вырвалась сильная огненная струя. Она пронзила башню снизу доверху, как гигантская игла, и в столбе ревущего пламени пронеслись, вихрясь, фигуры мужчин с раскинутыми руками, женщин с развевающимися волосами. Они вертелись и трансформировались, растягиваясь, скручиваясь и превращаясь в чудовищ, а потом и вовсе теряя форму и расточаясь в пламени.
— Поехали отсюда, — с отвращением проговорил Конан. — Клянусь Кромом, мне теперь целый месяц кусок мяса в глотку не полезет! Я умру от голода.
— Можно ведь питаться хлебом, ягодами, — подал голос Ловес.
Конан скроил гримасу такого ужаса и отвращения, что все его спутники, даже Танет, не выдержали и рассмеялись.
|