– А ты хочешь вернуться?

– Нет.

Лили улыбнулась, наклонилась к дочери и поцеловала ее в лоб.

– Мы никуда не поедем, пока сами этого не захотим. Я сняла коттедж на шесть недель, так что остается еще пять.

– Вот и отлично! – Кэсси уже закрыла глаза. – Мне так здесь нравится. Здесь очень красиво.

– Да, конечно.

Кэсси зевнула и повернулась на бок.

– И музыка. Я никогда не слышала столько музыки. Ветер, море…

Лили взяла с тумбочки музыкальную шкатулку, завела ее и поставила обратно. Их вечерний ритуал. Она любила его так же, как и Кэсси. Она выключила настольную лампу.

– Я очень рада, дорогая.

Голос Кэсси превратился в едва различимый шепот, сливающийся с серебристыми звуками шкатулки.

– Разве не забавно? Почему то днем трудно услышать эту музыку, только во время заката. Зато вечером она звучит совершенно ясно. Знаешь, мама, она прекрасна.

У Лили сжалось горло.

– Тогда ты лучше засыпай поскорее, чтобы завтра суметь ее записать.

– Да, завтра я…. – Голос Кэсси прервался, и дыхание стало глубоким и ровным.

Лили стояла, глядя на дочь. Надо пойти в чулан, где она оборудовала мини фотолабораторию. Пора заняться фотографиями. Она сможет поработать над ними часа три максимум, прежде чем пойдет спать, а заказ для холла в «Ландар Билдинг» должен быть готов через две недели. Кэсси спокойно спит, набегавшись и наплававшись за день, и слышит во сне свою музыку. Боже, до чего у нее замечательная дочка! Открытая, глубоко чувствующая, иногда лукавая, как любой ребенок, иногда – не по детски мудрая. Даже без своего выдающегося музыкального дара она все равно была бы замечательным ребенком. Правда, в прошлом году Лили не раз пожалела о том, что Кэсси не была как все. Тяжело видеть, как твой ребенок все больше замыкается в себе, подавленный свалившейся на него известностью. Но как можно желать, чтобы музыка исчезла, если она доставляет ее дочери такое удовольствие? Должен быть способ сохранить в Кэсси радость творчества, не выставляя при этом ее на всеобщее обозрение. Во всяком случае, Лили приложит все силы, чтобы найти его. Конечно, это будет непросто, но, в конце концов, Лили вообще было нелегко, но она, решив завести ребенка, знала, на что идет, и ни разу не пожалела об этом. С того момента, когда Кэсси впервые шевельнулась в ней, Лили испытывала лишь чувство огромной благодарности судьбе и твердую решимость окружить своего ребенка любовью и заботой.

Она выпрямилась и медленно направилась к двери. Забота означает также и решение финансовых проблем, а она тут теряет время. Ее карьера фотографа только начинала успешно складываться, и она пока с трудом сводила концы с концами. Надо идти работать.

Лили уже собиралась тихонько прикрыть за собой дверь, когда ее остановил еле слышный шепот девочки. Она замерла, проверяя, не проснулась ли Кэсси. Затем, ничего не услышав, опять собиралась выйти, но тут шепот раздался чуть громче, и Лили застыла, судорожно сжимая ручку двери.

– Эндрю… – прошелестело в темноте.

* * *

На следующий вечер мужчины на скале не было.

Лили позаботилась о том, чтобы весь день не терять Кэсси из виду, и так уже настроилась на схватку с незнакомцем, что почувствовала даже некоторое разочарование, когда настал вечер, а он так и не появился. Закончив с делами, она вышла на пляж и села на песок, обняв руками колени.

– Твой друг Эндрю, похоже, покинул нас. Кэсси плескалась в воде, упираясь руками в мокрый песок.

– Что? – переспросила она, рассеянно глядя на отраженные в воде пурпурные полосы заката и озадаченно наморщив лоб.

– Не обращай внимания. – Кэсси явно слушала свою музыку, и Лили поняла, что сейчас ее ребенок не настроен разговаривать.