– Все сказанное мною – правда. Я не могу лгать, когда речь идет о столь болезненных для меня вещах, – сказал Клод чуть слышно. – Думаю, ты в этом убедилась.

Роми прикусила губу, разрываемая, противоречивыми чувствами. Интуитивно она верила ему, но в прошлом эта же самая интуиция порой подводила ее самым жестоким образом.

– Если бы твои слова оказались правдой, для меня это был бы тяжелейший удар, – прошептала она. – Такое поведение выходит за всякие рамки.

– Твоя мать – женщина, не признающая никаких рамок.

С портретов, висящих на стенах, на Роми сурово взирали представители рода де Ларош, владевшие замком на протяжении столетий. Как она заметила, шелковые шторы на окнах выцвели, и запылились, часть лепнины под потолком обрушилась.

– И все же я сомневаюсь в твоих словах. Разрушать такую красоту сознательно... Для этого надо быть, как ты говоришь, вандалом, либо... либо питать к тебе смертельную ненависть. Но откуда ей взяться, этой ненависти? Что такого ты мог сотворить, чтобы она стала твоим смертельным врагом?

Клод поморщился.

– Поводов масса. Я превратил ее жизнь в ад. Прокалывал шины на ее автомобиле, подкидывал, дохлых кошек ей в спальню, облил ее ведром помоев...

Роми отчаянно глотнула воздуха, не веря своим ушам.

– Ты?!! – вырвалось у нее. – Ты мог на это пойти? Если бы ты со мной обращался так же, я бы тоже объявила тебе войну не на жизнь, а на смерть.

– И ради этого обрекла бы на разрушение замок и поселок, населенный ни в чем не повинными людьми?

– Нет, посторонние здесь ни при чем. Но твое поведение – оно просто ужасно!..

– Я был тогда еще слишком молод, – процедил Клод сквозь зубы. – Время самых необузданных страстей и самых бешеных поступков.

Ты так и остался диким и бешеным в душе, подумала Роми. Просто научился сдерживать свои страсти, но надолго ли? И что будет, если однажды твоя злость, направленная против меня или кого бы то ни было, снова вырвется наружу?

– Я видел, как с каждым днем усыхает от стыда и горя моя мать, – продолжил он. – Я должен был сделать что-то, чтобы вынудить Софию убраться прочь.

– И тем самым еще сильнее загонял ее в объятия отца?

Клод удивленно приподнял голову.

– Как ты догадалась? София Стэнфорд оказалась сильнее и хитрее, чем я полагал. Думаю, с того времени, ею овладело навязчивое стремление стереть из памяти моего отца не только его жену и сына, но и замок Ла-Рош, как таковой.

– Хватит! – вырвалось у Роми. – Моей матери нет здесь, и она не может постоять за себя. Какой же это суд, если слово не дается ответчику?

– Она его получит! – угрюмо пробормотал Клод. – Она ответит за то, что из чувства мести довела до запустения целый поселок. Она многого добилась. Не вынеся испытаний, в изгнании умерла моя мать. До срока, не выдержав пустой и лихорадочной светской жизни, бесконечных путешествий, вечеринок, раутов, скончался мой отец. Многовековая история рода под угрозой. Теперь тебе понятно, почему я так ожесточен против Софии, Роми?

– Если только ты не...

– Это правда. Клянусь жизнью моей матери!

– А как быть с моей матерью? – с упрямой твердостью спросила она. – Порядочно ли с моей стороны судить ее заочно, так ни разу и не увидев?.. Клод, скажи, когда же, наконец кончится эта вражда? – взмолилась она.

– Ты уже все знаешь! Я хочу вернуть себе эти дома.

– Хорошо, приведем наши отношения в полную ясность. Я, разумеется, не люблю людей, способных причинить боль ближнему, не переношу эгоизма.