Все сходилось: Ожье был военным, прекрасно знал внутреннее расположение замка и мог ходить по нему с закрытыми глазами…

Жеан не знал, что делать…

Конечно, Ожье вернулся, терзаемый угрызениями совести, как только узнал, что из-за его проделок пострадают друзья. Но и только. Заговор уже ушел в прошлое, продолжения не будет. Смерть Орнана де Ги отрезвила его и наконец-то избавила от жара ненависти, который столько лет жег его. Ожье остыл. Он ужаснулся, поняв, что наделал, и осознал, что за это время ненависть сделала из него другого человека.

Нервная дрожь пробежала по телу Жеана. Он только что кое о чем догадался, но где доказательства? Никогда он не сумеет доказать вину Ожье. А впрочем, хотел ли он этого? Разве сам он не решил убить Дориуса? Жеан утер лицо пучком травы. А что теперь? Как следует поступить?

«В любом случае, — подсказывал ему внутренний голос, — именно Дориус приговорил Ирану, а не Ожье. Именно Дориус предложил такую казнь. За это он должен быть наказан. А что касается Ожье, там видно будет».

Но — и это вконец приводило Жеана в замешательство — он не мог разжечь в себе ненависть к старому рыцарю. Он даже сомневался в том, что когда-нибудь предъявит ему счет. Таков был закон войны: любой имел право мстить за себя, и месть эта влекла за собой смерть невинных, близкие которых, в свою очередь, решали мстить… Цикл возобновлялся, продолжаясь до бесконечности; уничтожались целые семьи — из поколения в поколение.

Стоило ли еще раз смывать кровь кровью? Перерезать горло Ожье во время сна, чтобы облегчить дело? Подкараулить в лесу и пустить стрелу в сердце?

«Вспомни, ведь он два раза спас тебе жизнь, — вдруг подумал проводник. — В первый раз на турнире: не будь его, участники состязания без колебаний проломили бы тебе голову… Во второй — когда Ожье вытащил тебя из реки со стрелой в спине. Если бы не он, солдаты поймали бы тебя».

Списывали эти услуги все его долги? У Жеана не было на это ответа. Не такая у него голова, чтобы делать правильные выводы. Какой-нибудь просвещенный человек и выстроил бы безупречную систему доказательств, пересыпанную хорошо подобранными цитатами латинских авторов, но Жеан… Он всего лишь бедный безграмотный проводник…

— Если ты еще не отказался от карательной экспедиции, то самое время трогаться. Уже совсем темно.

— Поехали, — тихо сказал Жеан, не поднимая глаз от земли. — Я почувствую себя лучше, когда эта жирная свинья отдаст дьяволу душу.

Вскочив на лошадей, они поскакали в Кандарек, Жеан знал, что проникнуть в замок ему не составит труда: сейчас, когда все закончилось, бдительность стражи ослабла. К тому же он много раз объезжал вокруг крепостной стены и хорошо подметил все ее слабые места.

С горечью в душе Жеан смотрел на пригнутый затылок Ожье, скакавшего впереди.

Ожье, в сердце которого уже закрадывалась печаль. Да, мстить за себя — это честно, и Жеан не сердился бы на него за это… если бы только не было Ираны.

Отныне между ними всегда будет стоять образ Ираны, причиняя боль, как нарыв, который следует вскрыть. Смертельным поединком, может быть? Но согласится ли Ожье драться?

«А ты? — подумал Жеан. — Способен ли ты одолеть его? Не смотри на его седые волосы, он опытнее тебя в военном деле…»

Все это стоило обдумать.